где сало? Самогон нашёлся сразу, сало – после двух подсрачников, полученных Яном от коллег Тараса, явно страдающих похмельем. «А Войтеха, паны добродии, не бачыв, кажуть вбылы його ваши козакы. То, панэ Тарас, дуже добрэ, бо цей краснопузый брат з комунякамы забрав у мэнэ майжэ всэ сало и кабана на шисть пудив». Опохмелившись, казачество подобрело и, пообещав безмозглому ляху большие напасти, а его брату пулю в сраку, удалилось, прихватив невесть откуда вышедшего во двор петушка. Птицу пан Ян отдал без всякого сожаления, даже с удовольствием, поскольку для представителей украинской власти ему ничего не жалко… тем более, чужого, соседского. Своих же курочек он держал в надёжном месте и раздавать кому ни попадя не намеревался. Войтех, глядя из-под собачьей будки, где была обустроена наблюдательная щель из схрона, лишь посмеивался над действиями Тараса и его козаков-петлюровцев. Один из них недавно сбежал из красноармейского отряда. Оно и понятно, после смены командира многие оставили краснознамённые ряды. Кому охота воевать просто так – за идею. Войтех тоже подумывал о Пилсудском, но товарищи свыше прислали в летучий отряд нового комиссара, убедительно пропагандирующего задачи мировой революции. Боец революции попал на искусный крючок пропаганды и личного обаяния политработника. Ах, какой славный у них в отряде комиссар был… Анелька Свидерская не менее хороша… Даже брат Ян не обошел вниманием: «Курва, пся крэв! Яка матка, така дзятка!» Давным-давно, по глупой молодости, Янек сватался к матери Анельки Альбине Медуньчик, но та, поднеся неудачливому жениху гарбуз, вышла за Болика Свидерского. Чахлый Болик в девятьсот пятом году умер от поноса. Альбина, оставшись без средств к существованию и с малым дитём на руках, передала Яну, что согласна стать его женой. Увы, то ли арбуз оказался слишком тяжёл, то ли память у Яна крепка, вдова осталась при своих интересах. «Альбина до сих пор стать держит, но брат Януш обозлён на весь их род и не одобряет моих устремлений. Старый уже, годов пятьдесят стукнуло, а то и больше. Не стоит его расстраивать, лучше сегодня к Ганке Махновецкой схожу, тоже хороша». На самом деле сомнения терзали Войтеха не по причине родовой неприязни брата к родне Свидерских. Красноармейцу не столько была мила Анелька, как чувство к далёкому комиссару, грезившему мировой революцией и освобождением угнетённых масс. Душевные метания не давали покоя блудливому телу. Получив отлуп от одной, подтоптанный парубок находил отраду в объятиях другой вдовствующей Марухи и обычно возвращался в схрон только под утро.
На православного Спаса сосед Яна Роман Бурковский шепнул через тын: «Убылы Войтеха паны добродии у мэнэ в выногради. Зараз туда не ходы, бо бачыв там людей в кущах с обрезами, може тэбэ пиджыдають». Разузнав подробнее, где лежит тело брата, Ян опечалился. Ромка врать не станет. Предварительно сняв дёрн и выложив его в сторонке, выкопал под орехом глубокую, узкую щель. Тёмной ночью прокрался к Романовым виноградникам и стал швырять по кустам камнями… Тишина,
