«О, если ты на самом деле столь велик, мудр и справедлив, как о тебе толкуют амореи, помоги мне исправить то, что я сам сотворил, в безумной своей гордыне: верни мне моего сына!»
Глава третья, где непорочная душа оказывается в объятиях искусного обольщения
148-й Год Химеры (1785),
14 октября, Темисия и её окрестности
Как и говорил герцог, в момент, когда башенные часы Пантеона пробили десять, к павильону на берегу Квиринальского озера подкатила большая карета, запряженная тройкой белых гераклейских скакунов. На дверцах кареты красовалась выложенная платиной и серебром греческая буква «Ф» с двойной короной, которая символизировала кесарское достоинство. Рядом сверкал грозный герб Дома Фортунатов, являвшийся одновременно и государственным гербом всей аморийской державы: распростёрший крылья римский орёл на земном шаре.
Крун, и прежде наслышанный о сверхъестественной пунктуальности имперской аристократии, лично встречал великородного гостя; принц Варг стоял рядом с отцом. Облачены были герцог и его наследник в модные бордовые накидки без пояса, богато украшенные мехом, поверх коротких бархатных курток с разрезами на рукавах.
Золотая дверца отворилась, и на плиты мощёного мрамором двора легко спрыгнул высокий, ладно сложенный мужчина средних лет. Калазирис чистейшего белого цвета, расписанный жемчужными нитями, идеально сидел на нём; белые колготы чуть выше колен были заправлены в узкие сапоги с перламутром. На голове мужчины лежал лилейный клафт; его украшала золотая кокарда в виде изготовившегося к прыжку кентавра.
Сияя доброжелательной улыбкой белоснежных зубов, мужчина быстрым, уверенным шагом подошел к герцогу, протянул ему руку и изрёк слова древнего римского приветствия:
– Если ты здоров, то и я здоров, мой друг!
Изумлённый таким открытым обращением со стороны этой великоважной особы, Крун на мгновение замешкался, затем всё же пожал протянутую руку и поклонился:
– Рад приветствовать Ваше Высочество от себя и сына.
Кесаревич Эмилий Даласин перевёл взгляд на Варга и протянул ему руку.
Принц же, с брезгливой неприязнью ожидавший явления какого-нибудь хлипкого верзилы либо, напротив, оплывшего жиром коротышки, с ног до головы увешанного драгоценными безделушками, был удивлён истинным обликом императорского внука ещё сильнее, чем сам герцог Крун. С первых мгновений Варг ощутил слабую, но достаточно ясную симпатию к этому человеку. Движимый ею, он пожал протянутую руку кесаревича Эмилия. Рукопожатие оказалось по-настоящему мужским, ничуть не церемонным; казалось, отпрыск Фортунатов с самого начала задался целью сокрушить естественный барьер, отделяющий членов священной императорской династии от прочих смертных.
– Для нас большая честь, Ваше Высочество… – начал было Крун, но кесаревич