– Там, у себя, никому не верь. В Баку всем кажется, всем абсолютно, что они переросли республику…
Не верь! Никому…
Не было в истории Азербайджана, чтобы местный КГБ возглавлял азербайджанец.
Только русский. Всегда!
Феномен старости: я должен, я обязан сказать прежде всего самому себе, что я в своей жизни не ошибся – в самом главном. Не промахнулся. Более того, я в своей жизни все сделал правильно, ничего не упустил, никому не проиграл…
Сталин создал машину, которая в конце концов прокатилась и по его грудной клетке. В день похорон генералиссимуса Берия, убийца вождя, кивнув на гроб, шепнул Молотову: «Это я сделал. Это я всех вас спас…»
«Дело врачей»: Сталин уже – совершенно сумасшедший. Но ведь соратники – Щербаков, Димитров, Жданов, маршал Рыбалко умирали один за другим. Полгода он занимался только врачами. Сталин был не опасен тем, кого он не знал. Так всегда у вождей, это ведь не только Сталин. Если бы у соратников Сталина был выбор, разве они были бы рядом с ним? И им всем пришлось убивать – всем! Разве Молотов хотел убивать? Пришлось. Рауль Валленберг – это приказ Молотова. Разве только Валленберг! Да, если бы у соратников был выбор, их бы не было рядом со Сталиным, с этим удавом: Сталин всегда был опасен для тех, кого он знал, сумасшедший Сталин, на глазах стареющий, – опасен вдвойне. Спровоцированный инсульт: по приказу Лаврентия Павловича ядом был пропитан томик Горького. Возможно, и другие книги; Сталин с середины января читал на ночь только Горького, по несколько страничек, и (по семинарской привычке) брал палец в рот, чтобы странички было легче переворачивать.
Другая версия (мнение?), что смертельный яд – дикумарин – мог оказаться в бутылке с минеральной водой.
Но это уже риск, смертельный риск: минералкой мог отравиться и кто-нибудь другой.
Об «отравлении товарища Сталина», о подлинной причине его смерти сообщил – сдуру – патологоанатом Русаков: его записка осталась в архивах Лубянки, причем кто-то из архивистов нарочно спрятал ее в отдельную папку.
Для потомков. Хрущев основательно «почистил» все архивы страны. Уничтожал – прежде всего – следы собственных преступлений (архивами занимался Иван Серов). Но о записке Русакова, о его «особом мнении» Серов не знал. Кому писал Русаков? – Нашел кому: Берии! И тут же был уничтожен. Рано утром.
Политика – это мир мужской.
Сева и Ильхам, дети Гейдара Алиевича, выросли на одной из дач санатория КГБ на Апшероне: небольшое старое здание; здесь все домики («таунхаусы», сказали бы сегодня) соединялись одной верандой, и Сева запросто бегала к своей подружке, жившей по соседству.
У Севы и Ильхама была няня, добрая русская женщина, в их семье все говорили только по-русски.
Общая ванная, один туалет на весь этаж…
В 66-м – чемпионат мира по футболу, в финал вышли ФРГ и Англия, судья на линии – азербайджанец Тофик Бахрамов. Вся республика была у телевизоров: Тофик судит! Гейдар Алиевич сидел у стены, сбоку, пропустив вперед других сотрудников, заранее занявших места, –