Хоть и робела, как есть. Власий внял
Да сыновей, неповадно чтоб стало
С ней говорить, к старику он послал.
Те припугнуть вдовца думали только:
«Держись-ка ты дальше от нашей родни!
Коль что узнаем, жалеть будешь горько!»
Божился вдовец, что ошиблись они:
То, мол, Авдотья его завлекала.
Шибко без мужа, видать, тяжело.
Он бы не прочь, да годов-то немало.
Братья со злости бить стали его.
Чуть не до смерти во гневе забили.
Власий насилу поспел отогнать.
Сельские долго о том говорили.
Авдотьи вдовец стал с тех пор избегать.
Ее ж грызла совесть… Изба Поздняковых
(Фамилия Власия это была)
Стояла в соседстве с избой Журавлевых.
Семья эта скрытной, чужою слыла.
Хоть и с рождения самого жили
В здешних местах. Дал крещеный еврей
Роду начало их, как говорили.
След был приметен нерусских кровей:
Темноволосые все, кареглазы,
Между сельчан выделялись они
Ни с кем не схожей наружностью сразу.
Водился достаток в роду искони.
Мельницу, лавку да ульи держали,
Много скотины. В селе всём была
Лавка одна, оттого товар брали,
Впрочем, и мельница тоже одна.
Всё привозил Журавлев, что попросят,
В лавку свою. Под заказ торговал
И без заказа. Зайдешь в лавку, бросишь
Взгляд – трудно вспомнить, чего не видал.
Дело, понятно, его процветало.
Много завистников нажил вокруг,
Пусть против воли, село уважало.
Семья и не знала, кто враг им кто друг.
Было за сорок хозяину дома.
Звали его Алексей. Оттого
Что не считался хорошего рода,
Долго он счастья искал своего.
Все от него дочерей укрывали,
Сколько ни сватал, отказ получал.
Ну, наконец Катерину отдали –
Сметливый отец ее толкам не внял.
И не ошибся. Нельзя Катерине
Было желать себе лучшей судьбы:
Муж был надежный. С ним деток нажили
Много. Отцу помогали сыны.
Держал и работников. Что ж в том дурного?
Да толковали, что мало платил, –
Жадный, труда же с них спрашивал много,
Чем злую славу себе укрепил.
Спит Журавлев как-то раз и вдруг слышит:
Лают собаки. Он нехотя встал,
Жену не будя, взял ружье в сенях, вышел.
Нет, не напрасно собак отвязал!
Вор, видно. Очень воров опасался.
Выстрелил в ночь, а к нему человек
Длиннобородый, худой приближался,
Будто бы мало ценил жизни век.
Вырвал ружье – расторопный был, крепкий.
«Аль не узнал? Я Матвей! Не дури!
Счастье мое, что стрелок ты не меткий!»
Ружье возвратил. Вошли в сени они.
Пить попросил. Алексей ковшик подал.
В ведрах стояла вода. Зачерпнул
Чистой