Антонина терпеливо топталась на перекрестке. Как филер, как поклонница любимой певицы, как нерадивая студентка, которой из жалости преподаватель обещал чиркнуть в зачетной книжке «удовл». Накрапывал дождь. Темнело. Она ждала уже час. Ждала бы и больше – два, сутки, всю жизнь – только б дождаться…
Наверное, каждому в этом небольшом городке уже стало известно: погибли двое, офицер и курсант. Говорили, они герои, и благодарный город должен поставить им памятник: ценою собственной жизни летчики спасли жизни многих. Ужасались, жалели, восхищались, гордились. Называли даже фамилии: Могила и Аренов. Антонина жителей ненавидела. За то, что перемывали кости чужой беде, за нескрываемое возбуждение, скрываемую радость, что живы сами, за внезапную солидарность в оценке трагедии. Легко одобрять, когда жертвуют ради тебя. Дождь усилился. В паре шагов, за спиной торчал трафарет с маршрутом автобуса и был навес, где раззявы подобно Тумановой, вечно забывающие про зонт, могли бы не мокнуть. Она мокла. Вопреки здравому смыслу подставлялась дождю, теперь вовсю хлеставшему по волосам, по лицу, по подаренным тетей Розой белым лаковым шпилькам. Редкие машины, которые проносились мимо, обдавали грязными брызгами, оставляя темные пятна на любимом светлом костюме. Она не топталась – вросла в асфальт фонарным столбом и, как столб, не испытывала ничего. Внутри – одна пустота… Аренова больше нет. Нет его глаз, губ, улыбки, нет рук, голоса, смеха – а значит, не будет и дара, какой обещала судьба. Антонина Туманова упрямо стиснула стучавшие зубы. К черту унылый скулеж! Сашка жив! И это такая же правда, как та, что сейчас не дождь, а настоящий ливень. Чья-то чужая рука схватила сзади ее руку и потянула к остановке. Хотя там сейчас было не лучше, чем здесь, где над людьми откровенно измывалась природа.
– Ты почему не под навесом?! Заболеть хочешь? Не дергайся, сейчас немного тебя обсушу, курица мокрая, – живой, встрепанный, сердитый «подарок» осторожно вытирал ее лицо своим носовым платком, от которого несло табаком, ваксой, одеколоном «Русский лес». И за эту гремучую смесь можно мокнуть до самой старости!
– Живой, – ахнула Тоня, – Сашка!
– Еще сто лет проживу, надоем, – ухмыльнулся тот. – Прости, что опоздал, у нас серьезное ЧП. Все ребята остались в училище, а я смылся на пару минут, предупредить, чтоб не психовала. Замерзла?
– У тебя есть однофамилец? – она вдруг икнула.
– Ты уже знаешь?
– Все знают, ик.
– Однофамильца нет. Просто фамилия парня, который погиб, начинается на «о». Я – Аренов, а он – Оренов, поняла?
– Ага, ик… Я люблю тебя, Аренов… Очень… Выходи за меня замуж, ик. Ой, женись!
Глава 2
– Ты