– Ну, ладно, – снизошел я, ощутив легкий налет власти в сложившейся ситуации, – слушай. Короче, на нем написано, что за пятьдесят центов, он поднимает настроение. «Нет, – думает матрос, – вряд ли мне уже что-нибудь поднимет настроение». Но любопытство есть любопытство. Сунул он полтинник в щель…
– Санек… – Вовка расплылся в улыбке, – слово «щель» попрошу не поминать всуе, а то у меня не те ассоциации возникают, – он был весьма доволен своим юмором. Судя по выражению лица, наверное, Эйнштейн с реакцией на свои открытия отдыхает.
– Так что? Анекдот уже можно не рассказывать? – я ощутил легкое недовольство: меня перебили на самом, можно сказать, кульминационном моменте.
– Не, ну а чего ты? Сам виноват. Давай, рассказывай, – вальяжно разрешил Вовка.
С настроением рассказывать мне уже не удавалось. Я констатировал, что из автомата выскочила большая лопата с экскрементами и швырнула их в толпу. Эффекта не получилось. Сам виноват, нефиг было про щель говорить этому сексуально озабоченному придурку.
Наступила длительная пауза, увенчавшаяся еще двумя выварками желтого и белого картофеля – мы с товарищем шли нос в нос.
Заходил Сливко. Похвалил даже, но тут же облаял – обозвал по-всякому и приказал не расслабляться.
Прокомментировав, как смогли, посещение сержанта, мы снова взялись за работу. Руки уже начинали плохо слушаться. В помещении – совсем не жарко. А тут еще постоянный контакт с холодной водой и с такой же холодной картошкой. Осень на дворе сказывалась и здесь. Но в картофелечистке все же теплей. Я это ощутил, когда выбегал на улицу по нужде. Дело в том, что дверь в наше помещение выходила во двор столовой, и другой – внутренней предусмотрено не было. С нашей дверью, рядом, находилась еще одна, ведущая на саму кухню. Вот такое вот, не очень удобное, сообщение.
На улице шел дождик, который в обиходе называют пылью морской. К тому же было ветрено и холодно. Так что в нашем каземате – почти райские условия.
Ближе к одиннадцати пришли пацаны из посудомойки с помдежем и одним из поваров и забрали часть нашей работы для готовки завтрака. По прогнозам повара нам еще нужно было три-четыре – «лучше четыре» – выварки картошки к завтрашнему обеду. Сливко для профилактики нас пообзывал, пригрозил расправой, если «що» не так, и позволил идти поспать после выполнения очередной нормы и доклада лично ему.
– Карачей, балбесы, – он снисходительно заулыбался, – слыхали, що сказал кашевар? Дерзайте. Щоб к двенадцати все было на мази. А то – глядить мне. Тебя, капрал, то касается в первую очередь. С тебя спрос.
Капрал – это я. Три недели назад я получил звание младшего сержанта в учебке, в Ганжунае. А после полугодичного обучения в учебном подразделении, как у нас шутили, мне уже не страшен был даже Освенцим. Что там какая-то картофелечистка, в которую я напросился самостоятельно, потому что сержантский состав, даже «салабонов», в такие наряды не распределяли. Для смеха комроты изрек: «Ну, раз уж хочешь