Мама вскидывает голову, когда слышит шум подъезжающей машины. Мое сердце колотится сильнее. Что, если в больнице мне просто крупно повезло? Без сознания, с синяками на лице – возможно, они увидели то, что хотели увидеть. Теперь, когда мои глаза открыты, когда я двигаюсь, хожу и говорю, мне уже не удастся провести ее. Я чувствую, как Андополис метнул на меня взгляд в зеркало заднего вида. Она поймет обман в тот самый момент, как посмотрит на меня. Не важно, сколько времени прошло. Мать обязательно узнает свою единственную дочь.
– Обычно мы привлекаем психолога для подобных встреч, – говорит он. – Но твои родители не захотели.
Киваю. Я слишком нервничаю, чтобы оценить это, хотя все определенно упрощается. Убедить родителей и так будет настоящим подвигом. Не хватало только какого-нибудь слезливого либерала с улыбкой на самодовольном лице, пытающегося «помочь». Они наверняка знают, как жертвы обычно ведут себя в подобных ситуациях.
– Скоро тебе придется побеседовать со следователем, хорошо, Бек? Но мы не будем спешить.
Я слабо улыбаюсь ему. Ни за что не стану беседовать ни с каким следователем.
Мы заворачиваем на подъездную дорожку. На мгновение мне хочется остаться здесь подольше; спрятаться на заднем сиденье машины и никуда не выходить. Андополис вылезает из автомобиля и идет к моей двери, открывает ее для меня. Сейчас, когда вижу их, я уже не уверена, что смогу это сделать. Ребекка – Бек – была человеком, а не просто персонажем, и я никогда с ней не встречалась. Я даже не слышала ее голоса.
Я не могу заставить себя взглянуть на мать, когда выхожу из машины. Мое лицо опущено, взгляд прикован к белой герани, цветущей вдоль дорожки.
– Бекки? – обращается она ко мне, подходя ближе. Нерешительно касается моей руки, словно боится, что я окажусь миражом.
Я поднимаю глаза. Я должна. Она смотрит на меня в упор. В ее взгляде столько неистовой любви, весь мир вокруг нас словно исчезает. Есть только она и я; все остальное не важно. Она прижимает меня к себе, и я слышу, как ее сердце стучит на уровне моих ребер, ее тепло смешивается с моим. От нее пахнет ванилью.
– Спасибо, Винс, – говорит мой отец через ее плечо.
– Был счастлив помочь, – отвечает Андополис. – Привезите ее часам к трем.
– Увидимся, дружище.
Я слышу, как открывается дверь и Андополис садится в машину. Потом заводит мотор и уезжает прочь. Мама выпускает меня из объятий, и отец оглядывает меня с головы до ног. Это настоящий «белый воротничок», в костюме и рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами, с темными глазами и чисто выбритым лицом. Он оделся как на работу, хотя знал, что никуда сегодня не пойдет; он все еще в шоке, что взял выходной из-за возвращения своей давно пропавшей дочери.
– Я не знаю, что сказать, Бекки.
Он прижимает меня к груди. Объятие немного неловкое, не похожее на