– Подтверждаю, что многие жители Зангаро – люди очень симпатичные, если не сказать добрые. Однако, никто ещё не сумел их убедить в том, что активная деятельность намного полезнее безделья, -засмеялся Алекс, – а умение клянчить, важнее желания работать.
– Курва! Здесь мне всё надоело! – патетически воскликнул вдруг пан Борлик, воздев руки к верху.
Подвыпивший Курт подвинул еще одну банку с пивом к этому говорливому поляку и спросил в лоб:
– Тогда что тебе мешает вернуться обратно на родину?
– Куда? В Закопане? Здесь Кимба только грабит, ну может немного побьёт, но всё же чувствуешь себя белым человеком, да и заработать можно. А там меня ожидает и то, и другое, да ещё ограбят и мозги все попарят байками о социализме, что всё так и надо!
– Какие страшные твои Закопаны,– ехидно улыбнулся Земмлер.
– Они не страшные, они красивые. Это в Польше сейчас страшно. Вообще для Европы я уже непоправимо отощал, слишком постарел и вообще сломался. В Западной Африке я подметил только две хорошие вещи. Во-первых, жизнь дешевая. А во-вторых, не надо платить деньги за курорт у моря. Но если бы этот старый козел Буссенар был бы еще жив, я бы все отдал за то, чтобы только придушить его. Не люблю писак… – Борлик кивнул в сторону сухощавого мужчины с выгоревшими льняными волосами, который, пристроившись в углу, что-то черкал, кажется, стенографическими знаками, в свой блокнот для рисовальной бумаги.
– Это Алекс. Приехал в Кларенс на Праздник Независимости. Работает из Уарри сразу на несколько парижских газет. Кроме того, сотрудничает под другим именем с целой сетью американских изданий, не говоря уж об "Ассошиэйтед Пресс" и "БиБиСи". Бедняге приходится каждый материал переписывать четыре раза, и каждый раз по-новому. Небось писательская чесотка замучила.
Алекс воспринял тираду Борлик как должное. Было видно, что они давно знакомы:
– Ты опять за старое, папаша Вильк, – добродушно заворчал он. – Не волнуйся, не замучила. – Журналист бросил ручку, встал, потянулся и почесал свою грудь, обросшую спутанными, рыжими, как у викинга, волосами, которые топорщились из-под распахнутого ворота рубахи. У него был взгляд человека, который вполне был способен выпить стакан пива, купленного другим, а потом описать его в четырех разных материалах как бокал с двойным виски.
– Вы к нам надолго, господа? – обратился он к наёмникам. – Меньше слушайте этого старого пердуна, Виля. Скажу по секрету, он – браконьер. Снабжает хозяина нашего шалмана Гомеза свежей дичью. А ещё он обдурит любого туземного торговца, всучив ему нейлон вместо шёлка, а тушёнку вместо консервированной