– Но в любом деле он поистине кудесник! Настоящий проводник между нашей оскудевшей на чудеса многоэтажной материей и таинственным миром священного вдохновения, куда заказан вход простым смертным. А хотите, пойдем в карманы, я вам покажу его недавние работы?
Николя не хотел и с вежливой улыбкой отклонил предложение Люды. Теперь он видел точно – она была мила, тупа, бесперспективна и слаба на передок. Другое дело – прима Черногорова, эффектная, как взрыв петарды в коробке с конфетти. Тамара. Увядающая, но умело маскирующая это обольстительностью тигрицы и магнетизмом настоящей la femme fatale. С ней бы изучить склады декораций за сценой Коля сходил, и, возможно, даже дважды.
Дядя Зурало потягивал красное вино и искоса наблюдал за новеньким сквозь дымную вуаль. Время от времени отвлекался на чей-то вопрос, на который отвечал с едва ли не отеческим благословением, похлопывая собеседника по предплечью…
А уже через пару дней, в среду, Берестов понял, что его спонтанная неприязнь к цыгану возникла вовсе не на пустом месте – он просто тонко чуял, вот заведомо нос и кривил.
Случилось это перед дебютным участием Николая в «Промерзшей почве». Аккурат на третьем звонке, когда «чердачники» вдруг продемонстрировали ему не просто странную, но и весьма оскорбительную традицию…
Вообще Коля уважительно относился к ритуалам коллег, даже самым нелепым. Неоднократно и без комментариев наблюдал, как актеры плюются через плечо, взасос целуют кулисы, держатся за край сцены, истово посылают собратьев к черту или Богу, яростно заклинают зал. Но странный ритуал нового коллектива показался ему откровенно унизительным.
Да что там?! Он прямо-таки выбил Берестова из колеи, и даже давешний укол булавкой (и это на примерке костюма! вот где славная примета, теперь-то роль как влитая сядет!) начал зудеть и чесаться.
Дело было так: когда труппа приготовилась разойтись на стартовые позиции по планам, в кармане слева от сцены вдруг появился цыган. Сел на груду декораций, будто истинный правитель царства пыли и сумрака, и положил на колено жутко старую серую шляпу. Мятую и драную настолько, словно ее подобрали на помойке. А все актеры – и даже безмерно уважаемый Берестовым Севастьян Григорьевич и огненно-желанная Тамара, – все они цепочкой двинулись мимо, преклоняя перед дядей Зурало колено и осторожно целуя фетровый край этого мусора.
– Что еще за фокусы такие? – осторожно осведомился Николя, оглядывая остальных так, словно разгадал их розыгрыш.
На него посмотрели удивленно, с недоверием и опаской. Секунды утекали, зал готовился к таинству. Очередь желавших, но еще не успевших облобызать обноску нетерпеливо переминалась за спиной Берестова.
– На пхуч, – негромко посоветовал ему Зурало Годявирович на своем вольном языке. Прикрыл здоровый глаз и подвернулся бельмом, отчего вызывал у Николая новую брезгливую гримасу. – Не спрашивай. Или отойди.
Тот отошел, не в силах даже помыслить об