– Я задел твои чувства? Хочешь, я поцелую тебя? Уверен, от этого тебе полегчает.
Прежде чем Аэрон успел сорваться с места, впрочем, едва ли он рискнул бы броситься на Торина с кулаками, Люсьен закричал:
– Перестаньте! Нам нельзя ссориться! Мы пока не знаем масштабов того, с чем столкнулись. Но сейчас мы должны сплотиться больше, чем когда-либо, и действовать сообща. Ночка выдалась та еще, и она до сих пор не закончилась. Парис, Рейес, отправляйтесь в город и убедитесь, что там нет других охотников. Торин… не знаю… наблюдай за холмом или заработай денег.
– А ты чем займешься? – спросил Парис.
– Прикину все варианты, – мрачно ответил он.
Парис поднял брови:
– Как насчет женщины Мэддокса? Я смогу убить вдвое больше охотников, если проведу немного времени у нее между…
– Нет, – отрезал Люсьен, глядя в сводчатый потолок. – Помни, я дал Мэддоксу слово, что ее никто не тронет.
– Да, я знаю. Напомни-ка мне еще раз, зачем ты пообещал ему такой дебилизм? – поинтересовался Парис.
– Просто… оставь ее в покое. Она все равно осталась равнодушна к тебе.
– Что удивляет даже больше, чем вести о титанах, – пробурчал Парис. Затем он вздохнул: – Ладно. Я не буду распускать руки, но надо бы покормить ее. Мы сказали ей, что принесем еды.
– Может, лучше поморим ее голодом? – предложил Рейес. – Мэддоксу будет легче разговаривать с ней утром, если она ослабеет.
Люсьен кивнул:
– Согласен. На пустой желудок она с большей готовностью выложит правду.
– Мне не нравится эта идея, но я не возражаю, – отозвался Парис. – Судя по всему, я отправлюсь в город, не подзаправившись витамином D. – Он снова вздохнул. – Ну что ж, Боль, ноги в руки!
Рейес поднялся с дивана, и парочка покинула комнату. Торин ушел следом.
Люсьен подошел ближе к Аэрону и опустился в кожаное кресло возле него. Нос татуированного воина защекотал аромат роз. Он никогда не мог понять, почему Ла Муэрте пахнет как весенний букет. Должно быть, это наказание похуже полночного проклятия Мэддокса.
– Есть мысли? – спросил он, внимательно глядя на друга.
Впервые за много лет Люсьен казался не вполне спокойным. У него на лбу и меж бровями залегли глубокие морщины, отчего его испещренное шрамами лицо выглядело еще менее привлекательно.
Толстые и выпирающие шрамы пролегали по обеим сторонам его лица от конца бровей до подбородка. Люсьен никогда не рассказывал, откуда они у него, а Аэрон не спрашивал. Однажды, еще когда они жили в Греции, воин просто вернулся домой с болью в глазах и отметинами на щеках.
– Плохи наши дела, – продолжил Люсьен, не получив ответа, – в самом деле плохи. Охотники, женщина Мэддокса – впрочем, она-то как раз очень даже вписывается во все это – и вот теперь титаны. И все это за один день. Нет, я не верю в такие совпадения.
– Я тоже, – ответил Аэрон. Он поднес руку к лицу и принялся теребить кольцо в брови. – Думаешь, титаны хотят нашей смерти? Могли они подослать к нам охотников?
– Все