Ровно в полдень императорский кортеж тронулся в путь.
Омытая кровью, Ходынка встречала императорскую чету громогласным «Ура!».
Оркестр под управлением модного в то время дирижера Сафонова грянул «Боже, царя храни!».
Великий князь Сергей Александрович помог Ники и Аликс выбраться из кареты и проводил их до царского павильона, где уже собрались почетные гости. Взобравшись на трибуну, Ники помахал в толпу рукой.
– Здравствуйте, братцы! Спасибо, что пришли! Празднуйте, веселитесь, ешьте, пейте! Я, ваш государь, приветствую и угощаю вас на этом поистине всенародном празднике!..
Он замолчал, не зная, что сказать дальше. Посмотрел на Аликс, словно ища у нее подсказки. И вдруг продолжил – ни к селу ни к городу:
– А вот и супруга моя. Теперь и она стала императрицей российской, вашей… матушкой. Так что вы уж слушайтесь и почитайте ее, как меня самого… Вот… – говорить он был не мастак и потому снова замялся, обдумывая, чем бы поскорее завершить свою нескладную речь. – И чтоб безо всяких этих… Чтоб все было как положено… Выпейте чарку-другую за меня, за нас, за всю нашу великую Россию!..
На этом его обращение к народу закончилось. И ни слова скорби или сочувствия, словно и не было этой страшной ночи. Он вытер белоснежным платком вспотевший от напряжения лоб и быстро ретировался.
Великий князь Сергей Александрович взмахнул рукой, и по его сигналу снова грянул оркестр.
«Славься!..» – подхватил многоголосьем хор Большого театра.
И завертелись в стремительном вихре карусели, завизжали бабы и девки, взлетая на качелях, казалось, под самое синее небо, ловкие, мускулистые парни, скинув рубахи, сапоги и лапти, наперегонки полезли на скользкие, отполированные до блеска столбы, на вершинах которых болтались заветные царские призы – самовары, гармоники, полушубки и прочие не менее полезные в хозяйстве вещицы.
Водка, вино, хмельное пиво полились рекой. Закипела, забурлила, весело загомонила толпа. Эх, распахнись душа! Сам царь-батюшка пожаловал на народный праздник! А те, кому не повезло, которые не дожили и теперь… там… стынут в моргах, на погостах, умирают дома или на больничных койках, они простят. Их отпоют, отмолят в московских храмах и сельских церквях, отплачут, отпричитают жены, матери и дети. Им теперь хорошо, много лучше, чем этим, беснующимся на площади, ведь теперь они уже в горней Божьей обители, и праздник для них не закончится нынешним днем, и дары Господа намного щедрее царских.
А царский павильон опустел. Недосуг знати задерживаться на одном месте. У них и нынче забот полон рот. Высокопоставленные гулянки по случаю коронации продолжились вечером в Кремлевском дворце. А ближе к ночи всем гуртом отправились на прием к французскому послу графу Монтебелло.
«Посол по жене