– Фимка, хоть бы из-за твоего таланта нам дом не спалили, – сетовала мать. – Сегодня шла на рынок и нечаянно заглянула в окно гравера Пельмана. И шо ви себе думаете! Он сделал вид, как будто со мной не очень знаком, и отвернулся смотреть в другую сторону. Сынок, я волнуюсь. Может быть, ты будешь работать немножечко хуже других?
– Что такое говорит эта глупая женщина! – заступился за сына отец. – Не слушай мать и сразу же забудь ее слова. Фима, работай еще лучше и копи деньги. Ты обязательно уедешь из штетла [4] в большой город. Слава Господу, времена изменились, и евреям разрешили учиться. Вот увидишь, образование сделает тебя богатым.
– Хацкель, ты хочешь отдать сына в русскую казенную школу? Они же там обернут его в свою веру! Раньше через армию пытались отобрать нашего Бога, а теперь со стороны училищ заходят, – запричитала бабушка.
– Мама Фрейда, не тревожьте свое сердце. Уже несколько лет как император отменил закон о насильственном крещении евреев.
– Это хорошо. Теперь у меня есть надежда. Пускай он будет русским, но только с Моисеевым вероисповеданием.
На слова родственников Фима слегка улыбнулся и молча продолжил флахштихелем снимать излишки металла с поверхности будущей печати.
Как-то раз, вернувшись домой, он застал бабушку Фрейду за привычным ей занятием – распариванием потрескавшихся огрубевших пяток. С этой процедурой внук был знаком с детства, но на сей раз его удивили беспорядочно разбросанные новые напильники вокруг посудины.
– Фимка, до чего же хороший инструмент тебе прислали из Варшавы! – качая головой, восхищалась бабуля. – Сразу видно – заграничные вещи. Ручка удобная, прям под мою ладошку сделана. Вот этим, грубым, прошлась несколько раз… и порядок. Круглый с треугольным сильно хорошо подходят для порепанных пяток. Наждаком с мелкой полосочкой все начисто зашлифовала, и кожа сделалась как у малютки.
– Бабушка Фрейда, я очень рад за ваши порепанные пятки, но это же граверный инструмент!
– Бестолковое дитя, кто тебе сказал, шо мои ноги, на которых я толкусь для вас день и ночь по кухне, хуже и дешевле серебра? Фима, ты говоришь бабушке обидные слова! Не переживай, ничегошеньки не будет твоему инструменту. Он же железный, не гнется.
– Ах, делайте что хочите, лишь бы вам было приятно, – махнул рукой Фима, усаживаясь за начатый утром эскиз.
Он заострил карандашный грифель напильником и погрузился в раздумья.
– И правильно, шо молчишь. Никогда не надо перечить женщине. Или ты уже не здесь? Подойди, говорю, бабушка тебя поцелует, а ты ей жиром ноги смажешь и иди, иди себе дальше