– Первого сентября Алексею исполнилось пятнадцать, и мы рады приветствовать его в наших рядах. Виват новому инсептеру! – торжественно произнес Быков, и толпа выдохнула:
– Виват!
– Леша, скажешь нам что-нибудь? – попросил Быков.
Послышались аплодисменты, но Леша молчал. Он смотрел за спину главного инсептера, туда, где стояла гипсовая фигура пионерки с барабаном.
К постаменту пионерки был привязан Никита Анохин.
Nueve/Нуэве
Глаза школьного врага были закрыты, руки скручены за спиной, а под носом запеклась кровь. «Хорошенько я его, – подумал Мышкин, глядя на распухшую губу Никиты. – Ну полежи теперь, крутой ты наш».
Анохин не шевелился, и Вениамин Быков выжидающе смотрел на Лешу: мол, давай, скажи уже что-нибудь.
– А что это он тут… лежит? – полюбопытствовал Леша. – За что вы его связали?
Гости «Доктора Живаго» зароптали, но Быков коротким жестом приказал молчать.
– Это акабадорская шавка, – бросил он, легонько пнув Анохина носком черной туфли. – Ходил тут, выискивал. Вот и получил!
– Что выискивал? – Леша поднял глаза. – Какая шавка?
Быков подошел ближе, и, положив Леше руки на плечи, зашептал:
– Ты, наверное, уже слышал об акабадорах, мой мальчик. Мы выпускаем эскритов в наш мир. Они затаскивают их обратно. Мешают нам жить нормально. Путаются под ногами. Вот еще и прихвостней своих посылают.
– Почему затаскивают обратно?
– Обидно им, – Быков фыркнул. – Завидуют. Мы – особенные. У нас дар. А у них нет ничего. Леша, – его голос потеплел. – Мой сын, Рома, сказал, что этот гаденыш, – он кивнул на Анохина, – что-то смел про тебя в школе вякнуть!
– Князь Чмышкин. Вот кто я теперь, – вырвалось у Леши. – Или просто Чмыш.
– Да как эта гадость, – Быков пнул недвижимого Анохина еще, на этот раз сильнее, – смеет открывать свой гнилой рот! Катя! Катя, подойди сюда.
В центр круга вышла девушка Быкова и взяла Лешу за руку. Пальцы у нее были нежные, прохладные.
– Катя, ты знаешь, что делать, – главный инсептер Москвы возвел глаза к потолку.
Всё еще держа Лешу за руку, Катя присела у связанного Анохина и коснулась его лба указательным пальцем.
В голове у Леши щелкнуло. «Доктор Живаго», Быков, Анохин и все люди потонули в белом свете.
Вокруг был снег, километры снега. Снег падал с неба мокрыми хлопьями, оседая на сторожке станционного смотрителя и красном шлагбауме. Леша одернул футболку: странно, что не холодно. Послышался шум поезда, он становился всё громче, и уже через пару секунд длинный товарняк пронесся мимо, стуча колесами.
Мышкин подошел ближе к шлагбауму и чуть не закричал от ужаса. Там, на путях, сжавшись в комок между рельсами, лежал мальчишка. «Анохин, – прошептал Леша. – Никита!» И он бросился к путям, но тут перед глазами заплясали белые точки, картинка исчезла. Леша по-прежнему стоял в «Докторе Живаго» и держал за руку прекрасную Катю.
Анохин –