прислала мне свою отставку, ты, конечно, понимаешь, с чем это связано. Пишет, что всегда останется твоей преданной сотрудницей по продвижению Пакта и Знамени и нашего Гимал[айского] Учреждения. Спрашивается, что вообще сделала она для Пакта и нашего Учреждения?! Ну да Бог с нею! Написала ей письмо, Одобренное, с выражением сожаления и надеждою, что она найдет возможность продолжить свою прекрасную деятельность (?) во благо культ[урного] объединения в стенах нашего Е[вропейского] Ц[ентра], и в то же время осторожно, но с достоинством пристыдила за малодушие, а также за неосновательность некоторых запугиваний (конечно, на этот раз они имели больше оснований). Пришлось немедленно телеграфировать три с половиной тыс[ячи] фр[анков] на уплату помещения и налогов. Но, как Cказано: «Утроим наши силы до победного часа»
[77]. Между прочим, написала Ле Бо П[уст], что об отставке ее я пока не буду извещать Н.К., чтобы не отяжелить и не огорчить его раньше времени. Посмотрим, что ответит она. Одновременно послала и письма самому Лепети и его папаше, который недавно намекал о необыч[айных] способностях своего сынка, и как какой-то полит[ический] деятель, выслушав доклад Жоржа, сказал папаше, что он немедленно пригласил бы его в Мин[истерство] Ин[остранных] Дел. И старик замечтался в своем письме. Потому я ответила, что мы вполне оцениваем способн[ости] Ж[оржа] и линия карьеры его наметилась определенно, но что, конечно, высшие посты требуют и великого знания людей, мужества и находчивости, чтобы умело встречать и разрешать чрезвычайные сложности жизненных положений. Потому так важно приобрести ему опыт к нахождению выхода из менее сложных положений. Пока что находчивости этой мы не наблюдали, лишь отрицательную способность к интриганству, так часто встречаемую в сфере этой карьеры. Пусть задумается. Конечно, если можно было бы найти более подвижного Пр[едседателя] на место Ле Бо П[уст], было бы совсем неплохо. Посмотрим, во что все это выльется. О[яна] едет прямо в Н[ью]-Й[орк]. Большие надежды возлагаю на эту поездку. Мингиюр кончает работу по словарю в конце февраля. С его отъездом отпустим и лекаря и свип
[78].
Сейчас пришли Ваши письма в исправности по 23 дек[абря] включительно. Еще в февр[але] Вл[адыка] предвидел травлю русских изуверов, но в мудрости своей предвидел великую пользу этого беснования. Ведь и Ангел должен был возмутить воду для очистки ее. Но изув[еры] ц[ерковники] нам не по пути, идти с ними – значит провалиться во мнении строителей. Жаль, что Вы так долго сидели в прокисшей ауре поместного[79]. О[яна] поедет потом в Стокг[ольм] и Данию, очень хочет повидать эти северн[ые] страны, она никогда не была там. Поедет она, конечно, не одна, Л[огван] присоединится к ней. Ему полезно проехаться, он заработался, и для фин[ских] связей это будет полезно, местные писатели, как говорится, сядут в лужу. Придется им расхлебывать заваренную ими похлебку, невкусно будет. В будущем великий козырь в руках наших. Думала, что они умнее, видимо, нужно было, чтобы и эта иллюзия рассеялась. Потому понимаю, любимые, всю Вашу бодрость. В наших
