Едва я тронул «просто Эллу» за ногу и через одеяло прижал её щиколотку, как она подняла голову, будто только и ждала этого.
Видимо, мы поняли друг друга без слов.
Я чувствовал, что нравлюсь ей, и она хочет меня.
Меня же толкало вперёд любопытство. Душу мою охватил обжигающий огонь предвкушения приключения. Я не испытывал абсолютно никаких симпатий к этой женщине, поскольку нагляделся за день на её костлявые бёдра, на её грубоватое лицо, изучил её живот и грудь, давным-давно дав им оценку, и теперь опасался, как бы, в конце концов, не опозориться перед ней, если придётся что-либо делать.
Опасения эти целиком завладели моим вниманием, и я никак не мог всецело отдаться волнующим переживаниям страсти.
«Просто Элла» порывисто откинула одеяло, ловко слезла вниз и, отворив дверь купе, уже на выходе бросила на меня короткий, но многозначительный взгляд.
Едва она скрылась, я, глянув на храпящих внизу мужиков, спустился с полки и вышел следом за ней в коридор вагона, где едва горело уже тусклое ночное освещение.
«Просто Элла» стояла несколькими купе дальше, пристально глядя на меня.
«Встанет или нет?!» – мелькнула в моей голове тревожная, портящая всё, мысль: я был на грани того, чтобы опозориться перед женщиной.
Она кивнула мне головой и зашла внутрь чужого купе. Я последовал за ней и оказался в тусклом полумраке, освещённом из коридора. Купе было пусто: пассажиры, видимо, вышли где-то по пути.
Холодный дерматин пустых спальных полок выхолащивал и намёк на уют.
– Закрой дверь, – сказала Элла мне полушёпотом.
Я, стараясь не шуметь, выполнил её просьбу. Щёлкнули замок и защёлка-ограничитель. Теперь нас уже никто не мог застать врасплох.
Повернувшись, я сначала и не понял, где же женщина: тень её на фоне окна исчезла, – но тут же наткнулся рукой на её зад и почувствовал тепло голой кожи.
В отсветах мелькающих за окном огней видна была её оголённая спина с задранной на плечи мастеркой спортивного костюма. Она уже легла на столик, наклонившись от меня вперёд, к окну.
Рука моя скользнула вниз по её бедру, и формы его показались мне не такими уж и угловатыми и костлявыми. Теперь худоба эта наоборот даже вдруг стала весьма привлекательна и способна вызвать страсть.
Ладонь моя нырнула между её ног и ощутила касание к кучерявому пушку на лоне. Мне вдруг захотелось со всей силы, хищно, как ястреб, впиться пальцами в этот пушистый комочек между ног, сжать его и мять в своей руке, чтобы чувствовать, как от этого плавиться. Я впился в него со страстью, выплеснувшейся из неведомых, тёмных недр таящихся во мне инстинктов, и ощутил, как пушистый персик разделился на дольки, между которыми разверзлась расселина, уже сочившаяся пахучей влагой, от чего испытал особый, отличный от прежних, прилив страсти.
Бывало, что прежде меня влёк поворот шеи, любопытный, неосторожный взгляд, форма тела, ещё что-то