Запасшись предварительно необходимыми средствами для того, чтобы изучить европейское общество и иметь возможность познакомиться с его литературою, он отправился заграницу. Возвратившись, он видел в каком отношении находилось наше общество по отношению к иностранному. Сделать вывод ему было нетрудно. Он нашел, что главное – необходимо иметь орган, посредством которого можно бы было проводить в общество истины науки. Этот орган – общепонятный язык, которого до него не было, чего никто не замечал, и не чувствовал его потребности. Карамзин первый понял эту потребность. После языка дело дошло до того, каким образом должно действовать на общество, так чтобы его постоянно и разнообразно подвигать вперед, дошло до главного органа литературы – до журнала, из которого общество должно вечно черпать. Имея два важные и мощные средства действовать на общество, Карамзин начал так: он хотел, чтобы русское общество испытало то же, что он испытал на себе, то есть, чтобы оно образовалось тем же путем, как образовался он сам. Поэтому, прежде всего, он начал знакомить своих соотечественников с Европою: с ее литературами и обществом; и в то же время помышлял уже о самостоятельности отечественной литературы, пытался написать оригинальную русскую повесть, черпая для нее материалы и характеры из русского быта и, более или менее, достигнул своей цели – освобождения русского слова от рабского подражания иностранным писателям. «Московский журнал», «Марфа-Посадница», «Похвальное слово Императрице Екатерине II», «Вестник Европы» доказывают, что Карамзин постоянно думал о народности. Но самым лучшим подтверждением того служит его «История государства Российского». Взяв во внимание все это, никто не станет оспаривать, что Карамзин должен считаться первым русским литератором в настоящем смысле слова. Карамзин имел неслыханное влияние на русское общество, и что предположил себе, то исполнил с необыкновенным успехом. Он один сделал для России то, чего в других местах не могли бы сделать целые ученые и литературные общества, и это главная причина необыкновенной его народности.
До Карамзина высший круг нашего общества не хотел ничего знать о зародыше русской литературы. Карамзин первый показал, что наш высший круг может читать и русские книги, которые не совсем чужды интереса, утвердил это мнение и умел поддержать его.
В семидесятых годах прошедшего столетия писал Богданович, Хемницер; Фонвизин заставлял лица своих комедий говорить по-русски; но это было только началом, довольно слабым. В то