Записки. 1793–1831. Я. И. де Санглен

духа. Она держала меня строго и не помню, чтобы она выказала мне хоть малейшую ласку. Теперь, по истечении более 50 лет, сын ее вспоминает с слезою благодарности; она врезала в мое юное сердце понятие о чести и презрение ко всему низкому, была первой моею наставницей. На восьмом году отдала она меня в пансион к г. Келлеру, у которого были уже два пансионера: Алексей Майков и Николай Федорович Хитрово[11]. Матушка моя, недовольная малыми моими успехами, решилась отправить меня во Францию. Началась переписка с моими родственниками в 1787 году. Дядя мой и тетка, сестра его, приглашали меня к себе и брали совершенно под свою опеку. Пока переписывались, вспыхнула революция. Дядя мой, равно и другие приверженцы законной власти, положили голову свою на плахе. Мать моя, устрашенная буйными порывами революции, отменила первый план и отправила меня в Ревель, где славилась тамошняя гимназия.

      Тогда еще Ревель был городом немецким, и я, не зная ни слова на немецком языке, в первый год моего учения, был в крайнем затруднении. Профессора отчаивались, могу ли я чему-нибудь порядочно выучиться. Странный случай развил мои способности. Я, двенадцатилетний мальчик, страшно влюбился в 25-летнюю дочь моего профессора. Она была довольно умна, объявив мне, что тогда только будет мне платить взаимностию, когда я буду хорошо учиться. Это подстрекнуло меня и возбудило желание прилежать более и более. В четыре года прошел я все классы с похвалою, и наконец, в последнем, высшем, получил за блистательные успехи серебряную шпагу.

      Весь Ревель обратил свое внимание на это маленькое чудо; князь Николай Васильевич Репнин назначен был генерал-губернатором в Ревель. Он посетил гимназию, и я имел честь поднесть ему на белом атласе печатные стихи моего сочинения. Это первое произведение музы моей утрачено, кажется, невозвратно, ибо и сам автор не может вспомнить ни одного стиха из этой оды, которая доставила ему честь обедать у князя, в Екатеринентале, со всею Ревельской знатью того времени. Майору Энгелю, адъютанту князя, поручено было меня угощать. По окончании стола князь приказал позвать меня к себе. Он вторично благодарил меня за поднесенную ему оду и отпустил с сими словами, которые врезались в память мою: «Надеюсь, что поощрение, которого вы были удостоены, будет причиною усовершенствоваться в науках».

      Комендант Кохиус[12], губернатор барон Врангель[13] и прочие, все приглашали меня на обеды, даваемые князю. Я везде являлся во фраке, со шпагой на боку, и едва ли кто был счастливее меня! Между тем та, которая была виновница моей славы, вышла замуж, и не знаю, с отчаяния ли, я написал сатиру на всех профессоров, полагая себя умнее и гораздо важнее их, или из желания носить мундир, не помню, но подал прошение в службу, не испрося на это согласия матери моей: так ослепила меня слава, и я исполнен был самонадеянности.

II

      В 1793 году, в декабре, я принят был в службу прапорщиком и определен переводчиком в штат вице-адмирала Спиридова[14]. Здесь останавливаюсь я и только о тех моментах писать буду, которые имели влияние на будущую