– Да ты не стесняйся, проходи в переднюю комнату, – сказала герла, отдернув в сторону красную плисовую занавеску. – Я на кухне говорю только с владельцами дома и кредиторами. А живем мы здесь.
Я огляделся. Никакого хлама. Комната напоминала китайскую забегаловку, где подают рагу. В разных углах сложены покрытые лаком красные и черные дощечки, окно плотно закрывали черные шторы. На потолке был нарисован круг с разноцветными квадратами и треугольниками внутри, создававшими эффект мозаики.
– Джек сделал, – указав на круг, отметила Мэри с ноткой восхищения в голосе. – Ты бы видел его в тот момент. Между двумя приставными лестницами он протянул широкую доску. Так, лежа на ней, и рисовал. А на лицо капала краска… Он страшно прикалывается к таким вещам. Когда мы под кайфом, у нас от этого круга просто ломовые приходы. Лежим на спине и врубаемся… А довольно скоро эта фигня начинает кружиться. И чем дольше ты смотришь, тем быстрее она кружится.
Круг был воплощением кошмарной вульгаризации ацтекской мозаики, убийственным и пошлым кошмаром. В нем было нечто от учащенного сердцебиения на утренней заре, кричащей розово-голубой мешанины из сувенирных пепельниц, почтовых открыток и календарей. Стены комнаты выкрасили в черный, на одной из них красовались покрытые тем же лаком красные китайские иероглифы.
– Мы, правда, не знаем, что они означают, – сказала Мэри, перехватив мой взгляд.
– Мужские рубашки, тридцать один цент за штуку, – предположил я.
Она повернулась ко мне, наградив холодной, бессмысленной улыбкой, и завела разговор о Джеке.
– Считает меня ненормальной, а для самого воровство – как любая другая работа. Привык заявляться ночами и кидать мне с порога свою пушку – дескать, запрячь подальше. А ведь любит зависать дома, рисовать и мастерить мебель.
Она прохаживалась по комнате, не прекращая ни на минуту своего словоизвержения; кидалась с одного стула на другой, то скрестив, то расставив ноги, беспрестанно одергивала нижнюю юбку, предоставляя мне возможность выборочно ознакомиться с прелестями ее анатомии.
С Джека перескочила на личное, сообщив, что когда-то дни ее были сочтены из-за одной весьма редкой болезни.
– Зарегистрировано только двадцать шесть случаев… Несколько лет я вообще была не в состоянии что-либо делать. Понимаешь, мой организм кальций не усваивал, кости стали медленно иссыхать и уменьшаться. Так, со временем мне должны были ампутировать ноги, потом руки.
В ней явно чувствовалось нечто беспозвоночное, глубоководно-морское, охваченное давящей липкой средой, сквозь которую на тебя взирают холодные рыбьи глаза. И вот ты сидишь и пялишься в эти глаза, мерцающие тусклыми огоньками в бесформенной массе протоплазмы, мерно качающейся над морским дном в кромешной темноте.
Тут