– Пошли ко мне Амианта, – приказала Юлия.
Спустя несколько минут красивый анагност стоял перед своей госпожой. Несчастный юноша был заметно расстроен: забота и печаль морщили его лоб и выражались в его невеселом взоре. Увидев Юлию в сладострастной позе, он опустил глаза, краска стыдливости покрыла его щеки, и он, глубоко вздохнув, молча ждал ее приказания.
– Возьми цитру, мой маленький Амиант; ударь по ее струнам своими пальцами и спой мне сладкую песню своей родины: мне хочется слушать тебя.
И Амиант повиновался, но его рука была менее послушна, выдавая волнение его души. Дрожавшими пальцами он тронул струны и после печальной прелюдии попробовал спеть те нежные строфы, которые когда-то вылились из пламенной груди лесбийской поэтессы:
Плеяды уж заходят,
И скрылася луна,
Бегут часы, и полночь
Настала. Я одна
Лежу, глаз не смыкая,
Тоскуя и рыдая.
И молодой человек, не будучи в состоянии подавить своего волнения и своей грусти, сам заплакал. Юлия, не смотря на певца и будто не замечая его слез, спросила:
– Чья эта песня?
– Лесбийской Сафо; эта песнь о ней самой, – отвечал прерывавшимся голосом белокурый анагност.
– Но ты плачешь, Амиант, – заметила Юлия, бросив взор на анагноста.
– Да, плачу над самим собой, – прошептал красавец-певец, и цитра выпала из его рук на мягкий ковер.
– Подойди ко мне, мой маленький Амиант, и скажи мне причину твоих слез.
– Не могу, госпожа.
– Скажи, я этого желаю.
Амиант упал перед ней на колени, и слезы неудержимо полились из его глаз. Юлия, протянув к нему свою руку и положив ее на его лоб, приподняла его голову и, глядя ему в лицо, спросила нежным голосом:
– И мне не хочешь ты сказать причины своего горя?
– Ты прикажешь убить меня, о моя божественная повелительница.
– Не бойся, юноша.
– Прошлую ночь я готов был убить Луция Виниция.
– Я это знаю.
– Он был у твоих ног.
– Точно так, как ты теперь.
– Потому что он любит тебя.
– А ты разве не любишь меня?
– Но он имеет счастье быть любимым тобой.
– Кто сказал это тебе?..
Анагност едва не лишился чувств при этих словах, так приятно было ему услышать из уст самой Юлии, что ее сердце не отвечает на чувство, питаемое к ней молодым патрицием.
– Позволишь ли ты мне, о моя божественная повелительница, – осмелился спросить Юлию отуманенный страстью Амиант, – боготворить тебя всегда так, на коленях, боготворить, как божество моей души?
Юлия не ответила, но окинула юношу таким сладострастным взглядом и улыбнулась так