Рен устало улыбнулась Скотту.
– Не обращай на него внимания, – сказала она. – Когда Варда нет, Эмиль под кайфом прямо с утра. Одному дьяволу известно, сколько этого своего дерьма он уже втянул носом.
Ночера предостерегающе погрозил ей пальцем:
– У тебя своя химия, Карм. У меня – своя.
– Это? – Рем вынула изо рта косяк и подняла его над головой, выставив на всеобщее обозрение. – Это дешевый наркотик, Эмиль. Это не я буду выпрашивать деньги вперед за неделю до получки.
– Эй, да пошла ты на…
Она снова сунула косяк в рот, зажгла его, сдавив кончик между загрубевшими большим и указательным пальцами, затянулась. Самокрутка разгорелась с отчетливым треском. Кармен выпустила клуб дыма и секунду смотрела сквозь него на Ночеру.
– Спасибо, – сказала она, – на этой неделе у меня есть предложения получше.
– Что, вроде того, которое тебе сделал этот служка?
Скотт почувствовал, что снова вспыхнул. Кармен Рен была самой прекрасной женщиной, которую он когда-либо видел во плоти, а с тех пор, как они вместе работали на обслуживании линий, он этой самой ее плоти повидал изрядно. Она раздевалась в подсобке без всякого смущения, которое, Скотт знал, пастор Уильям назвал бы спесивым и не подобающим женщине. Скотт вежливо поворачивался спиной, стоило ей начать обнажаться, но все равно мимолетно подмечал, как она застегивает гидрокостюм или в жару раздевается в «Зодиаке» до пояса. Ее кожа была как светлый мед, и округлости стройного тела просматривались даже под мешковатыми форменными комбинезонами «БиоПоставок Варда», которые она носила на причале. Но еще, вдобавок ко всему этому, у Кармен Рен были длинные прямые волосы, которые падали на плечи черным водопадом, когда она вытаскивала из них заколку в форме паука, и своеобразная манера беспечно склонять при этом голову набок. У нее были блестящие, темные, ироничные глаза со слегка приподнятыми уголками, и скулы, будто уступы в Гималаях, и когда она на чем-то сосредотачивалась, ее лицо застывало в фарфоровой неподвижности, от которой его сердце каждый раз разбивалось, издавая тот же звук, что и уголек ее косяка.
В последние несколько недель Скотт обнаружил, что часто думает о Рен, когда идет вечером домой, и мысли его, понятное дело, были грешными. Он изо всех сил старался противостоять искушению, но все без толку. Кармен непрошеной являлась в сны юноши, и то, что она там выделывала, заставляло краснеть средь бела дня, когда он вспоминал, что ему снилось. Он не раз пробуждался в полной боевой готовности, с руками на причинном месте и вкусом имени Рен на устах. Хуже того, у него было ощущение, что Рен видит его насквозь, до самого его потного, вожделеющего нутра, и презирает за это.
Сейчас она курила и смотрела на Ночеру, словно тот – нечто вытекшее из помойного бачка.
– А ты сегодня действительно сварливый мелкий хрен, правда? – Она повернулась к Скотту: – Не хочешь выпить кофе на набережной?
– Э-э, в смысле с тобой, вместе? – Когда