Дорожка горючей жидкости протянулась к тому месту, где стоял теперь Генерал.
Вслед за этим один из здоровяков нахлобучил на пленника все четыре покрышки. Четвертая закрыла его так, что сверху осталась торчать только голова.
– Это называется «ожерелье», – понизив голос, произнес Генерал. – На далеком юге… есть континент Африка. Там жили люди, черные как ночь. И вот так они расправлялись со своими врагами! Мы немного изменили способ. Обычно используется одна шина. И человек умирает долго. Но мы более гуманные.
У молчавшего до этого в немом ужасе Гогоберидзе внезапно раскрылся рот, и он начал визжать, как поросенок, которого колют – именно поросенок, а не взрослый боров. Окурок разобрал в этом истошном вопле всего одно слово: «Пожалуйста!». Правда, звучало оно как «Позязюзя!». Но тут один из людей в черном засунул бывшему барину в рот тряпку и еще замотал сверху веревкой, чтоб не выплюнул.
– Порядок и закон – это то, что отличает нас от животных… – Генерал, видимо, хотел сказать что-то еще, но сам Виктор Иванов внезапно поднялся со своего стульчика. Генерал мгновенно замолчал.
– Давайте уже к делу, – Уполномоченный достал из кармана своего пиджака зажигалку и чиркнул, поднеся ее к клочку бумаги.
Все произошло так же быстро, как и с отсечением голов, но в этот раз Окурок видел все от первой до последней секунды.
Горящая бумажка, которая была похожа на старую банкноту, упала на бензиновую дорожку, и маленький веселый огонек побежал в сторону столба с обреченным на смерть. У его подножья уже натекла большая бензиновая лужа, и пламя взвилось вверх, охватив сразу все покрышки, которые сначала вспыхивали изнутри, а потом – снаружи.
В этот момент Окурок позволил себе отвести взгляд. Ничего интересного в таком зрелище он не видел, в отличие от многих остальных. Краем глаза Димон заметил, что на объятую огнем фигуру жадно глазеют все «сахалинцы» и почти все жители Калачевки, пришедшие их встречать – от мала до велика, и даже беременная Танька Петрова.
Захлебывающийся утробный вой, которому и кляп не помешал, продолжался почти пять минут, а потом затих. Дальше был слышен только противный липкий треск. И поднимался к небу столб жирного, чадного дыма.
«Хорошо, что ветер дует в другую сторону», – подумал Димон.
– Пойдемте, товарищи, гореть будет долго, – прозвучал голос Виктора. – Вон сколько жиру накопил.
– Заступник наш! – крик был настолько громкий, что перекрыл даже этот страшный треск. – Бог тебя благослови!
Иванов обернулся. Кричала молодая женщина в заплатанной куртке и галошах, державшая на руках крошечный сверток из старого байкового одеяла.
– Спасибо вам! Спасибо, что вы пришли! Можно, я сына в честь вас назову?
Димон узнал ее. Верка. Дочка покойной Семеновны, учительницы. Сама почти блаженная. Козел какой-то ее обрюхатил и бросил