Прежде чем на эти вопросы могли быть даны ответы, восстание студентов было безжалостно подавлено танками и смертоносным огнем – как раз в тот день, 4 июня, когда коммунисты лишились власти в Польше. Расправа в Китае была грубой, решительной и эффективной. (Примерно за год до этих событий я обедал в Пекине с Ху Яобаном, бывшим тогда генеральным секретарем Коммунистической партии Китая, и был поражен его открытыми высказываниями за либеральные реформы на считавшейся закрытой встрече. Излагавшиеся им взгляды показывали, что по крайней мере часть высшего руководства выступает за далекоидущие изменения в политической системе. Вскоре после нашей встречи Ху был отстранен от власти и умер еще до студенческих выступлений. Но в высшем китайском руководстве явно были разногласия и во время тяньаньмэньского кризиса.)
Подавление выступлений облегчило выбор Буша, и ответные меры США отражали традиционный подход его администрации: осторожность, закрытая дипломатическая реакция, соответствующие заверения, подтверждение преемственности и в то же время уклонение от какого-либо ассоциирования с требованиями демонстрантов. Справедливости ради стоит сказать, что беспорядки в Китае на фоне растущей неопределенности в советском блоке ставили Буша перед дилеммой. Он не хотел подвергать риску стратегические отношения между США и Китаем, получившие развитие после решительных действий президента Картера в направлении нормализации отношений в конце 1970-х годов, но при этом знал, что симпатии американского народа и Конгресса были на стороне студентов.
В итоге он избрал сравнительно мягкое выражение осуждения, и затем последовала секретная миссия в Пекин Скоукрофта, заверившего китайцев, что американская реакция будет формальной. Поразительно, что эта миссия, осуществленная менее чем через месяц после трагических событий на площади Тяньаньмэнь, осталась секретной. Возможно, она не была столь драматична, как это изображено в воспоминаниях Буша – Скоукрофта, где утверждается, что китайцы по ошибке чуть не сбили самолет советника президента по национальной безопасности. (Цянь Цичэнь, в то время китайский министр иностранных дел, решительно оспаривает это утверждение в своих мемуарах «10 эпизодов из дипломатии