Куранты на колокольне пробили десятый час. Тишина и покой ясного июльского вечера опустились на лавру. Прожит был ещё один день в трудах и молитвах, а сколько предстоит их – Бог весть. Замерло и затихло всё. Монахи отдыхали в кельях, готовясь к ранней монастырской утрене, богомольцы разбрелись на ночлег. Только в Троицком соборе у гробницы преподобного оставался гробовой монах, он уходил лишь в полночь. Завидная сия участь – день за днём пребывать близ величайшей святыни…
Митрополит Платон и Дроздов сидели в одной из комнат митрополичьего дома возле распахнутого окна. Густые кусты отцветшей сирени скрывали их от любопытных взоров.
– …Владыко, вы видите перед собою человека, который стоит в глубокую ночь на пустой дороге, но не может ни оставаться на одном месте, ни продвинуться вперёд. Всё жду некоего знака.
– Не мудрствуй. Поистине, коли стоишь на дороге, так и опусти глаза долу. Помнишь, ты мне детский сон свой рассказывал?
– Отлично помню. Будто очутился я ночью в дремучем лесу. Темно, вдруг огонёк вдали. Побежал – избушка. Только вошёл – вокруг лица будто и знакомые, но не узнаю, чёрные бороды, глаза горят. И один говорит: «Мы тебя сейчас убьём!» Тут я испугался и… всё.
– Лес тот дремучий и тёмный – жизнь мирская. И к смерти тебя призывали ради отказа от мира, предлагая иной жребий. Вот и гляди: в младенчестве знамение было, а он ещё чего-то особенного ожидает!
– Боюсь, владыко, не выдержу тяжести жребия сего, – признался Василий.
Они сидели в вечерних сумерках. Стемнело, и келейник принёс свечу, поставил её на конторку, за которою работал владыка. Слабый огонёк лишь усиливал темноту комнаты, и оттого легче говорилось сокровенное.
– Сын мой, – тихо заговорил старик, – монашество не может положить более обязательства на христианина, как сколько уже обязывало его Евангелие и обеты крещения. По духу евангельскому всякий христианин должен быть всегда воздержан, смиренен, послушлив, трезв, богомолен, никакими излишними житейскими заботами себя не связывает… Хотя может иметь жену по слабости плоти, но живёт с нею целомудренно, более пребывая в посте и молитве, нежели предаваясь сладострастию… При таковом рассуждении тот будет истинный монах, который будет истинный христианин. Труд велик, но спасителен.
Они не видели лиц друг друга, но Василий различал взор Платона, обращённый, кажется, в душу его.
– Об удалении от мира и уединённой жизни должны мы судить,