Вы тоже избегали писать мне пред отъездом. Тоже скрываете что-то от меня.
All right! Как бы только вы все не переинтриговали. Самих себя, конечно. Если только мои подозрения правильны, что вы написали в Америку, чтоб мне мешали, будет нехорошо.
Могу молчать, чтоб сохранить силы и энергию для более важной и неотложной работы, чем борьба с вами. Могу молчать. Но при условии, что вы мне не будете мешать сознательно. Не писать в Америку вы не могли. А написали несомненно что-то нехорошее. Ибо мне ни звука не сказали.
А Вас лично все-таки сердечно люблю.
Всего Вам лучшего.
П. Рутенберг
В пору их, Рутенберга и Вейцмана, знакомства (см.: II: 4) Вейцман, который был и по возрасту старше своего гостя, и по месту, занимаемому в еврейском мире, известнее его, поспешил взять по отношению к Рутенбергу патерналистский тон: в уже упоминавшемся по другому поводу письме жене от 29 декабря 1914 г. он, шутливо калькируя фамилию «Рутенберг», называет его «Красногоровым» и далее пишет:
Я старался договориться с Красногоровым, чтобы он ничего не делал без моих указаний. Постепенно удалось его убедить, но один Бог ведает, что будет дальше. Они горазды там все запутывать (Weizmann 1977-79, VII: 134).
Когда Вейцман обнаружил, с каким крепким, самостоятельным и вовсе не нуждающемся в педагогическом обращении человеческим материалом в лице Рутенберга-Красногорова он имеет дело, его патерналистский тон пошел на убыль, но отношения между ними – при сохранении, конечно, внешней корректности – почти всегда оставались шероховатыми. Помимо антагонизма персонального – характеров и самолюбий, здесь проявилась еще некая, что ли, «политическая» несовместимость: разность социальных темпераментов и способов достижения поставленных целей, что, безусловно, усугублялось острой борьбой за лидерство.
Коллизия Рутенберг – Вейцман была хорошо известна их современникам. Л. Липский пишет о том, что временами столкновения Рутенберга с Вейцманом, чьи политические методы он не разделял, приобретали непримиримый характер, хотя в открытую публичную полемику с главой сионистов он пускался редко (Lipsky 1956:127). Но в узком кругу Рутенберг позволял себе высказывать о Вейцмане вещи крайне для того нелестные – он был искренне убежден, что в кресле президента Всемирной сионистской организации сидит «не тот» человек, которого заслуживал еврейский народ. М. Беркович в книге «Western Jewry and the Zionist project, 1914–1933» приводит любопытную запись упоминавшейся выше Г. Сольд – о ее разговоре с Рутенбергом, состоявшимся 3 октября 1930 г. Несогласная с оценкой своего собеседника, Сольд тем не менее записала его слова о том, что
д-р Вейцман должен оставить свой руководящий пост, поскольку то, что он делает, и бесчестно, и несерьезно (neither honesty nor seriously) (Berkowitz 1997: 36).
В своих воспоминаниях «Trial and Error» Вейцман известное внимание уделяет и Рутенбергу. Касаясь проблемы политического руководства, он пишет, что напрасно Рутенберг в последние годы оставлял то, что у него получалось лучше