Я внимательно разглядывала его – исполненные решимости карие глаза, темно-каштановые волосы, завязанные в хвост; несколько прядей выскользнули из-под резинки и свисали по сторонам лица, слегка касаясь моего. Можно, конечно, попытаться вырваться снова, но в удачу плохо верилось. Он был слишком одержим идеей оберегать меня от всех опасностей. И вряд ли есть смысл высказывать ему мое подозрение о том, что он и сам хотел бы вернуться ко двору. Он готов к тому, что я буду спорить в своем обычном духе. В конце концов, это же Дмитрий. И его ничем не удивишь.
Почти.
Идея пришла мне в голову как озарение, и я даже не стала анализировать ее. Я просто действовала. Тело мое он «пришпилил» к постели, но я могла приподнять голову и шею в достаточной степени, чтобы… поцеловать его.
Когда наши губы встретились, я осознала сразу несколько вещей. Первое – что даже его можно застать врасплох. Такой поворот событий заставил Дмитрия напряженно замереть. Второе – я почувствовала, что целуется он ничуть не хуже, чем прежде. В последний раз мы целовались, когда он был стригоем. Это ощущалось сверхъестественно сексуально, но все равно несравнимо с пылом и энергией, присущей живому существу. Его губы были в точности такие, как мне помнилось со времен Академии, – мягкие и настойчивые одновременно. Что-то вроде электрического тока пробило тело, когда он ответил на мой поцелуй; удивительно бодрящее ощущение.
И это было третье, что я поняла, – он ответил на мой поцелуй. Может быть, просто может быть, Дмитрий был не так решительно настроен, как заявлял. Что, если в глубине души, под всем этим чувством вины и уверенностью, что любовь больше для него недоступна, он желал меня? Да, интересно было бы выяснить это. Жаль, времени нет.
Вместо этого я ударила его.
Это правда: я не раз била парней, которые лезли ко мне с поцелуями, но никогда того, с кем хотела целоваться. Дмитрий все еще крепко держал меня, но поцелуй притупил его бдительность. Мой кулак с силой врезался ему в челюсть, я изо всех сил оттолкнула его, спрыгнула с постели и ринулась к двери. Открывая ее, я услышала, как он поднимается на ноги. Выскочила из номера, захлопнула дверь, придвинула к ней брошенную тележку с моющими средствами и побежала по коридору. Несколько мгновений спустя я услышала звук открываемой двери и сердитый возглас – сопровождаемый очень, очень грубым ругательством по-русски, – когда Дмитрий наткнулся на тележку. Ему хватит нескольких мгновений, чтобы отодвинуть ее, но больше мне и не требовалось. Я промчалась