– Если ты не будешь возражать. Я планировал поужинать дома, а потом зайти в мой клуб. Мэтью Буржеон будет там сегодня вечером, и я уже несколько месяцев обещаю ему, что познакомлю вас в следующий раз, когда ты будешь в Париже.
– Звучит заманчиво.
Но когда Джон Генри улыбнулся, он думал вовсе не о Мэтью Буржеоне.
Он ухитрился заставить Рафаэллу расслабиться в этот вечер, как и через два дня, когда заглянул к ним на чай. Он пришел специально, чтобы увидеть ее, и принес ей две книги, о которых рассказывал за ужином двумя днями ранее. Она снова покраснела и впала в молчание, но на этот раз он смог разговорить ее, и к концу дня они были уже друзьями. В течение последовавших шести месяцев она стала относиться к нему почти с таким же благоговейным почтением и привязанностью, как и к своему отцу. А когда она отправилась в Испанию, она рассказала матери, что он стал ей как родной дядюшка.
В ту поездку Джон Генри появился в Санта-Эухенья вместе с отцом Рафаэллы. Они смогли провести там лишь один короткий уикенд, во время которого Джон Генри положительно очаровал Алехандру и целую армию родственников, собравшихся в поместье весной. Именно тогда Алехандра разгадала намерения Джона Генри, но Рафаэлла ничего не подозревала до самого лета. Наступила первая неделя летних каникул, и Рафаэлла собиралась улететь в Мадрид через несколько дней. Тем временем она наслаждалась последними днями в Париже, и когда появился Джон Генри, она уговорила его прогуляться с ней вдоль Сены. Они разговаривали об уличных художниках и о детях, и ее глаза загорелись, когда она стала рассказывать ему о своих маленьких племянницах и племянниках, живших в Испании. Очевидно, она питала страсть к детям и казалась невероятно прекрасной, когда смотрела на своего спутника огромными темными глазами.
– И сколько детей ты хочешь иметь, когда вырастешь, Рафаэлла?
Он всегда очень четко произносил ее имя. И это ей нравилось. Для американца это было сложное имя.
– Я уже выросла.
– Правда? В восемнадцать лет?
Он посмотрел на нее с усмешкой, но в его глазах было что-то странное, чего она не могла понять. Какая-то усталость, мудрость и печаль, словно в это мгновение он подумал о своем сыне. О нем они тоже часто разговаривали. А она рассказывала ему о своем брате.
– Да, я уже взрослая. Осенью я поступаю в Сорбонну.
Они улыбнулись друг другу, и ему пришлось приложить огромное усилие, чтобы не поцеловать ее прямо здесь и сейчас.
Все время, пока они прогуливались, он раздумывал над тем, как сделать ей предложение, и не сошел ли он вообще с ума, помышляя об этом.
– Рафаэлла, а ты никогда не думала о том, чтобы поступить в колледж в Штатах?
Они медленно брели вдоль Сены, и она задумчиво отрывала лепестки с цветка, который держала в руках. Посмотрев на него, она покачала головой:
– Не думаю,