только гордынь есть тьма
каюсь что был живой
с оторванной
головой
но не удастся мне
быть одному ништяк
кто-то прошёл сквозь нас
огнём на своей голове
огнетушитель
спас
«закончены стихи дорога и тоска…»
закончены стихи дорога и тоска
когда объединишь то сложится доска
трёхтонная читай буквальная и я
стою среди снежков (провальный
как строфа)
ты не жалей меня (проходим магазин:
я воровал отсюда свинцовый хлеб и Зин
соседских воровал до талова до слёз)
теперь я здесь в строю обугленных
берез
законченный как жизнь как свой блатной базар
когда всех сложишь ты получится вокзал
разложится конец незначимых речей
летят в снежки в лицо как будто я
ничей
Срочной авиапочтой
СРОЧНОЙ АВИАПОЧТОЙ
железно
дорожной
вагоном цепным на взрыв
бога ли нет повздошной
веною каплей воздуха впившейся
в шприц
я говорю от того от чего ты молчишь
я говорю зверобойный словарь дрова
стали углями стало быть смерть права
стало быть всякий вагон столыпинский и не спит
только лишь наша речь
последние капли воздуха
я говорю в том месте в том горлышке
где ты сгоришь
где от совести и от морали и от стыда
почта уходит в небо —
Бога что нет права
Он за той стенкой —
маленький трогательный
как сова
правит грамматику и молчит
всегда навсегда
молчит что нет его
есть маленький рейс
на который не хватит слов и свинцовых
рельс
«приговори мою главу приговори мои все силы…»
приговори мою главу приговори мои все силы
пускай что к твоему полку
все то что прибыло
не в прибыли
проговори проговори вслепую
я не искал но я нашел такую
не то чтоб виселица плачь
поплакаем как будто вместе
нам удавалось но не так
на том точь в точь и этом месте
все то что прибыло в крови
и руки лезут изнутри
не проговаривая мир
штаны надев а не эфир
и дева знак и каблучок
и мир повешен на сучок
и я поплакаю с тобой
среди оборванных обой
– и я поплакаю?
– поплачь
пока москва всплывает
вскачь
Петре
так смотрит в слово это бог свои итоги
он оставляет как порог а на пороге
две рыбы хлеб и молоко течет из крынки
так смотрит в слово это бог так смотрит Зинка
так