Еще тут, помимо ножей и прочих приспособлений для расчленения, приклеена занимательная схема. На ней изображено, каким образом вас, собственно, кромсать. Расчерчены части ваших тел, еще когда они были ходячими и дышащими, а не выпотрошенными и подвешенными на крюке.
Передо мной – бесстыжее и откровенное описание вашей мускулатуры.
Оказывается, вы состоите из двадцати семи кусков, и каждый имеет свое название. Из чувства солидарности, а также чтобы подтвердить свое намерение писать для вас, я буду озаглавливать части рассказа в честь ваших составляющих. Вы – мои единственные и непосредственные читатели, потому нужно уважить, я так считаю.
Под схемой указано, что на выходе от вас остается зачисток, тонкие остатки, оборыши, морда, студень. А так же внутренние органы, требуха и требушина. При желании, все это можно употребить в пищу. По крайней мере, можно было пятьдесят лет назад.
Разве это не чудо?
***
Мой дневник – штука очень интимная. Предупреждаю, я буду делиться самым сокровенным. От сердца отрывать буду, можно сказать.
И поэтому заранее чувствую даже некоторую неловкость, стеснительность.
Что, если мы выровняем шансы?
Например, если в прошлом кто-нибудь из вас был буйволом, то у меня кое-что для него припасено. Маленький компроматик. Когда буйволу хочется спариваться, он обнажает свои гланды и вынюхивает подходящую самку. Выглядит это смешно – замерший буйвол с вытянутой головой и приоткрытым ртом, весь такой сосредоточенный нюхатель.
Отыскав самку, он направляется к ней и предлагает себя. Та осматривает, оценивает. Иногда чешет рогами у него между ног. Этакой невинный флирт. Буйвол, устав ждать, приноравливается залезть сверху, и если она тут же начинает отскакивать и дергаться – это ее своеобразное проявление согласия. И ему приходится семенить за ней, догонять, взбираться, добиваться. Пока, наконец, он не успеет состряпать дельце.
Откровенность за откровенность.
***
Все знания, которыми я владею – от папы. От его рассказов и нравоучений.
– Все бабы, – любил он говорить, – тупы, как сибирские валенки. И твоя мать – не исключение.
Что такое сибирский валенок, мне неизвестно до сих пор. Подозреваю, какое-нибудь орудие пыток.
– Но что самое интересное, – продолжал папа, – врожденная тупость не мешает им совать нос в любое дело, да еще и давать советы, помогать, напуская на себя важный и умный вид.
Верх абсурда – это когда баба, без царя в голове, разумеется, а это, по сути, каждая первая, – принимается командовать. Руководить процессом.
Вот как он говорил. И в подтверждение правдивости своих слов давал мне оглушительные оплеухи.
Он считал подобные процедуры лучшей профилактикой для подростка, чтобы не стать ему тупым, как сибирский валенок. Как баба.
Но Иена заверяет, что мне это не помогло. Мужлан мужланом, хоть кол на голове теши.
***
На