«Кино» с самого начала. Алексей Рыбин

познакомился с ребятами из группы «Палата № 6», и они стали активно принимать участие в общем веселье. Песни «Палаты» были замечательно мелодичны, что сильно выделяло их из общего, довольно серого в музыкальном отношении, питерского рока. Лидер группы Макс (Максим Пашков) пел профессиональным тенором и здорово играл на гитаре, а ансамбль отличался просто замечательной сыгранностью и аранжировками. А что такое аранжировка, молодые битники тогда вообще понятия не имели, и все это было чрезвычайно интересно и ново. «Палата» играла довольно специальную музыку – панк не панк, хард не хард, что-то битловское, что-то от Black Sabbath – в общем, интриговала.

      В один из обычных, прекрасных вечеров у Свина, когда все, выпив, принялись удивлять друг друга своими музыкальными произведениями, я и басист «Палаты» сидели на кухне и наблюдали за тем, чтобы три бутылки сухого, лежащие в духовке, не нагрелись до кипения и не лопнули раньше времени, – наиболее любимая нами температура напитка составляла градусов сорок – шестьдесят по Цельсию. Поскольку лично мы еще не были знакомы, я решил восполнить этот пробел:

      – А тебя как зовут? – спросил я. – Меня – Рыба.

      – Меня – Цой.

      Глава 3

      Очень уж много событий за один день. Слава богу, все разошлись, и мы наконец-то могли отправиться к своей палатке. Как мы там поместились втроем, точно объяснить не могу, но тяги к комфорту у нас тогда еще не было, и мы заснули моментально – свежий воздух и бешеная усталость дали о себе знать.

      Солнце взошло над поселком Морское со страшным скрежетом, лязганьем и скрипением. Оно ярче и ярче просвечивало сквозь брезент палатки, и жуткий металлический грохот нарастал, наполняя собой все видимое пространство.

      Мы смотрели друг на друга и не двигались. Молчали. Вылезать из палатки и смотреть, что же такое происходит на рассвете в этом уютном местечке, как-то не хотелось. Но вот шум стал удаляться в направлении моря, и Олег, как наиболее мужественный из нас, исчез за брезентовым пологом. Мы с Цоем ждали известий минут пять и дождались. Первые известия от Олега были абсолютно непечатные, но они вернули нам силу духа и тела, и мы вылезли на бережок ручья на помощь нашему товарищу.

      Олег стоял подбоченясь, молча и злобно глядя вслед удаляющемуся от нас колесному трактору, который ехал прямо по ручью – утренний туалет, что ли, совершал. Естественно, он проехал и по нашей заначенной бутылке водки, что спала в ручье и не успела проснуться, как дитя индустриализации размазало ее по дну. К трактору мы быстро привыкли: он ездил на пляж каждое утро – то ли по делам, то ли отдыхать, а вечером возвращался обратно – уставший, загоревший. Он с хрипом проползал мимо палатки и исчезал в диких горах – где-то там у него было логово.

      – Та-а-а-ам, та-а-а-ам, в сентябре-е-е… – вдруг запел Цой, – там я остался-а-а…

      – Что, так сильно Леонтьева полюбил? – хмуро буркнул Олег. Он все еще страдал по потере бутылки, как будто она была последней в нашей жизни.

      – Та-а-ам я остался-а-а-а…

      – Ладно, давайте похаваем. Та-а-а-а-ам…

      – Вот, новый