– Монсеньор, – медленно, с видимым трудом произнес барон де Бреку. – Вы прекрасно знаете, для каких дел я пригоден более всего. Ночные улицы и погони, схватки с неугодными, бесшумное убий…
– Тс-с! Вы с ума сошли! – Кардинал осенил себя крестным знамением. – Я понял, продолжайте, но извольте обходиться без таких подробностей!
– Прошу прощения, монсеньор! Я хотел сказать, что салон, где собираются дамы и пахнущие дамской пудрой вельможи, где канделябры с сотнями свечей режут глаза, где оды прекрасным нимфам приторны до тошноты, – это совсем не те обстоятельства, в которых меня разумнее всего использовать. Незаметно выкрасть или подменить письмо будет проще человеку, который выделяется из общества завсегдатаев салона не столь явно, как я. Пошлите к маркизе де Рамбуйе кого-нибудь другого! Моя преданность вам не станет от этого меньше.
– Вы забываетесь, сударь! – прошипел Ришелье, стремительно пройдясь по кабинету и упав в свое кресло. – Не думайте, что у меня нет других вариантов. Но горе вам, если вы узнаете, что я воспользовался ими!
Барон почтительно опустил глаза и смолчал.
– Ступайте! Не забудьте переодеться, прежде чем явитесь в салон. И поторопитесь! Гости наверняка уже съехались.
Если в дневное время еще можно было встретить прохожего, то с наступлением темноты всякое движение тут затихало, ибо в те времена улицы по ночам превращались в воровские притоны, а ночные дозоры были редкостью.
Особняк Пизани, который с легкой руки завсегдатаев называли не иначе как «салон мадам Рамбуйе», располагался неподалеку от королевского дворца, на небольшой улочке Сен-Тома-дю-Лувр. Местами мощенная булыжником, а местами просто укатанная колесами карет и