За ней будто бы кто-то наблюдал. Такое ощущение было у нее всегда – словно она проживала свою жизнь на невидимой сцене, играя для невидимой публики, которая с интересом следила за развитием сюжета и оценивала ее игру. И эти бесконечные мысли не могли ведь возникать сами по себе, верно?
Но сейчас это чувство казалось еще более ощутимым. Последние дни полета выдавались у Майи насыщенными – она готовилась к прибытию, ускользая ото всех, чтобы заниматься любовью с Джоном, уклоняясь от Фрэнка, чтобы не заниматься тем же и с ним. И все это время за ней кто-то наблюдал. Где бы она ни находилась, она словно была внутри резервуара, наполненного различными предметами, и приучила себя видеть то, что внутри, на фоне самого резервуара, выявляя несоответствия вроде ложных стен и перекрытий, – и кое-что в самом деле замечала. Изредка натыкалась. Но никогда не видела того, кто за ней следил.
Однажды ночью, выйдя из комнаты Джона, она почувствовала, что осталась одна. Тут же отправилась в теплицы, поднялась от их потолка к осевым резервуарам. Между потолком и низкой кривой, образованной внутренней стенкой резервуара, располагалась камера хранения, задняя стена которой находилась подозрительно близко. Майя заметила это однажды утром за завтраком, не придав поначалу особого значения. Но сейчас, отодвинув ящики от этой ложной стены, поняла, что вся стена на самом деле служила дверью и имела даже ручку.
Но оказалась заперта.
Она отошла, задумавшись, а потом трижды легонько постучала.
– Роко? – донесся изнутри хриплый голос.
Майя ничего не ответила. Ее сердце бешено колотилось. Ручка повернулась, и она, рванув ее на себя, схватила тонкое темное запястье. Потом отпустила дверь и крепко ухватилась второй рукой за предплечье, а в следующее мгновение ее саму потащили в маленькую каморку.
– Стой! – крикнула она и, когда мужчина попытался сбежать, проскользнув под ее рукой, бросилась на него всем телом, крепко приложившись к ящикам, но запястья не выпустила. Ей удалось сесть на незнакомца, как если бы она пыталась приструнить разбушевавшегося ребенка.
– Стой! Я знаю, что ты здесь живешь!
Он перестал вырываться.
Они оба чуть подвинулись, приняв более удобное положение, и она ослабила хватку на предплечье противника, но не отпустила совсем, чтобы тот вдруг не сбежал. Это был низенький и жилистый темнокожий мужчина с узким, то ли перекошенным, то ли просто асимметричным лицом и большими карими глазами, испуганными, как у оленя. И если запястья у него были тонкими, то мышцы предплечья на ощупь выявились твердыми, как камни. Она чувствовала, как он дрожал в ее хватке. Когда она вспоминала их первую встречу спустя годы, то оказалось, что именно эта дрожь, будто дрожал испуганный олененок, сильнее всего врезалась ей в память.
– Что, думаешь, я собираюсь