Чиновники на берегу сели на коней. Из толпы стали что-то кричать. Сначала на это не обратили внимания.
– Арсыган орет! – вдруг заметил Маркешка. – Зовет к берегу!
– А ну, к берегу! – велел Свербеев.
– Арсыган хочет ехать с нами, – добавил казак, – но, может, и врет.
Едва лодка подошла, как в реку вбежало человек десять здоровых мужчин. Стоя по колено в воде, они ухватили лодку за борта.
– Дальше ехать нельзя! – сказал один из тех, который разгонял толпу палкой.
– А ну, пусти руки! – вдруг, вскакивая, рассердился Маркешка и грозно замахнулся веслом. Вид у него был решительный. Руки, державшиеся за борт, опустились. Лодка пошла.
– Арсыган, тварь, смотри, тебе будет! – крикнул Маркешка маньчжуру, который в смущении стал переминаться с ноги на ногу. – Сегодня пожалуюсь на тебя амбаню. В яму тебя посадят.
На берегу вскоре снова осмелели. Оттуда опять кричали и просили пристать. Лодка быстро пошла вниз. Вскоре из-за мыса стал появляться город, похожий на деревню. Крыш становилось все больше и больше. Видны стали большие лодки на реке и глинобитная стена на берегу.
«Так вот каков Айгун», – думал Свербеев.
Он – молодой человек, недавно закончил университет и прислан в Иркутск. Муравьев там обзаводится чуть ли не своим министерством иностранных дел, с тех пор как государь дозволил ему сноситься с Китаем, минуя графа Нессельроде. Свербеев сошелся в Иркутске с обществом, бывает у Трубецких, ухаживает за их дочерью.
– Гнездо разбойничье! – не выдержал Маркешка. – Тут самая зараза!
Казаки пристально вглядывались. На берегу виднелись лачуги, из-за которых поднималась глиняная стена, за ней видна гнутая позолоченная крыша с резьбой на коньке.
Вдоль берега, как и предсказывали чиновники, стояла военная флотилия – большие, темные от времени лодки, разукрашенные разными знаками по бортам и на мачтах. Казаки заметили и показали Сычевскому и Свербееву на некоторые лодки, что стояли не на воде, а на отмели. Другие едва касались кормой воды. Алексей Бердышов объяснил, что большинство маньчжурских военных кораблей, предназначенных для крейсирования по реке, видно, насквозь прогнило. Суда могли стоять только у берега. Над всем этим кладбищем полугнилых джонок во множестве пестрели яркие торжественные флаги.
На берегу – большая толпа. Как бы ровняя ее ряды, разъезжали конные стражники.
– Это войско их, и найоны выстраивают своих солдат, – сказал Хабаров.
На песке стояла батарея из десятка закрытых чехлами пушек, обнесенная веревкой на колышках.
– Гарнизон, что называется, в ружье! – молвил Сычевский.
– Что, Маркешка, боязно? – потихоньку спросил кто-то из казаков.
– Чего боязно? Я их и прежде не боялся!
– А как тебя трепали тут, помнишь?
– Нынче не приходится Айгун обходить стороной, – с достоинством