– Не хочу причинить тебе боль.
– Боль уже прошла и мне очень сладко, – призналась Светлана. – Я даже не могла себе представить, какое это блаженство.
– Прости меня, что заставил ждать, сомневаться и мучиться, – нежно прошептал Федор в ее милое ушко и пропел. – Тебя мою желанную, не зря зовут Светланою…
– Эта песня, говорят, когда-то была очень популярной, – прошептала она, прижавшись к нему горячим телом.
– Да, очень популярной в годы моей юности, – подтвердил он и с азартом произнес. – Радуйся, ликуй, Светка-конфетка! До этого ты была глупой антилопой, а я превратил тебя в настоящую женщину, темпераментную и сладострастную. Ты должна благодарить и во всем меня слушаться. В любое время, когда я захочу, отдавайся без возражений.
– А как же мамка?
– Она тоже не будет обижена, меня на десяток баб хватит, в этом деле я неутомим, – с гордостью признался он.
– Кончилось твое унылое и беззаботное детство. Гордись и радуйся, Светка, что превратилась в женщину, пылкую и страстную. Я тебе многому научу. Секс – это не шаляй-валяй, а настоящее искусство – Камасутра. Теперь ты моя маруха, – заявил отчим и предупредил. – Если перестанешь давать, то я тебя на все село опозорю. Будут дразнить шлюхой. Матери, учителям, подругам, никому не рассказывай о нашей тайне. Если проболтаешься, то раздавлю, как гниду.
Ермакова натолкнулась на его колючий взгляд. По телу пробежала дрожь, ее на мгновение пронзил страх.
Федор вновь с упоением овладел ею и не отпускал до утра. Впрочем, Ермакова, покорившись его воле, сладострастию не торопилась. Отдала ему в полное распоряжение свое юное, горячее тело.
9. Чары сладострастия
С этого дня Головин уговорил Светлану вместе париться в бане. Она томилась, нетерпеливо поджидая его возращения с работы. Охотно уединялись в парилке и предавались любовным утехам в разных позах. Испытав сладость, восторг от совокуплений, которым ранее здесь испытала мать с сожителем, Ермакова почувствовала себя женщиной. Ощущала гордость от обладания этой тайной.
–Дядь Федь, ты меня любишь? – неожиданно спросила Светлана, когда они вошли в жаркую парилку. «Ну, вот и эта кошка ничем не отличается от других, желающих повелевать мужиками, – с тоской подумал Головин. – Все бабы из одного теста, стараются набить себе цену. Анна тоже постоянно требует признания в любви и дочка тоже в матку уродилась. Разве недостаточно того, что я затрачиваю на них свою энергию и чувства. Не желают этого понять своими куриными мозгами».
– Света, какой же я тебе дядя, если мы с тобой живем, как муж и жена или любовница?
– Не называть же тебя папой?
– Зови просто Федором. Смотри при Анне не проболтайся, называй отцом или дядей Федором.
– Ты любишь меня? Сейчас же признавайся, – проявила она настойчивость. «Вот пристала, как банный лист», – посетовал он, ища лазейку, чтобы уклониться от прямого ответа.
– Наслушалась