Как это все уживается в ней одной – Моргана сама не знает. Даже мать она и любит, и презирает за то, что позволила обмануть себя колдовством, отдалась Утеру, вышла за него замуж и родила этого улыбчивого мальчишку, которому однажды достанется корона и власть, чтобы давить людей в кулаке, крушить непокорство железом и жечь земли врагов огнем.
Вот он вцепился в нее и не отпускает, хватаясь крошечными пальцами, в которых больше силы, чем у обычного ребенка. Должно быть, оттого, что Артур – наколдованный.
Моргана без церемоний отпихнула бы его ногой, как щенка, но во дворе слишком много людей: увидят и доложат, а ей потом выслушивай попреки.
– Ладно, если хочешь, иди со мной, – угрюмо говорит она. – Но нести на себе не стану, и не надейся. Понял меня?
Малыш довольно кивает и семенит за нею.
– Шевелись! – подгоняет она брата, упиваясь своей властью, и он слушается.
Дитя его возраста не может идти так быстро, но Артур ее нагоняет. И впрямь, не совсем обычный мальчишка. Не отстанет по дороге.
«Может, зеленое дыхание его заберет? – приходит ей в голову темная и сладкая мысль. – Съест его и костей не оставит. Матушка будет горевать, но и Утер будет, он так привязан к своему отпрыску, это разобьет ему сердце…»
От страшной сладости этой мысли вихрятся губы, и Моргана, улыбнувшись брату, берет его за руку и видит, как это делает его счастливым, как он доверчиво хватается за ее ладонь, как искрится летнее небо в широко распахнутых глазах, не знающих ничего, кроме полуденной чистоты…
Что-то колет в ее груди, что-то стягивает ее горло.
Слабость…
Нельзя.
– Чего ты в меня вцепился? – шипит она, стряхивая детскую ручку, хотя сама ее подхватила. – Известно ли тебе, безмозглое существо, что ты мне не настоящий брат, а всего лишь наполовину?
Мальчик глядит на нее растерянно.
– Брат, – лепечет он, – настоящий…
– Ненастоящий! Только единокровный. Так и знай! И никогда не забывай.
Но что он может понять? Только твердит, едва ли понимая значение слов, со своей умиляющей ласковостью:
– Брат, кровный…
– Единокровный! – Она едва не сплевывает в дорожную пыль от злости. – Повтори!
Он пытается, сражаясь с длинным словом, и тут спотыкается о корягу. Неловко падает в растущую на обочине траву, по-птичьи раскинув руки.
Она ждет, что сейчас он скорчится, разревется, побуреет и станет противным, чтобы его было легче ненавидеть. Но Артур не плачет, а пробует подняться, и Моргана замечает, что его маленькое тельце – легкое, а земля чуть подталкивает его, чтобы он встал на ноги, будто заботится об этом ребенке.
– Что за волшебство? – дивится Моргана, но решает, что ей померещилось. С чего бы земля стала думать о человеческом детеныше?
Но если и не померещилось, неважно. Скоро они придут туда, где царит другое волшебство, где ворожат тени, рожденные от темноты и света, словно от скрещенных черного и белого