Блазиус без колебаний приставил дуло своего мушкета к его виску и прострелил ему голову насквозь. Затем повернул к себе его лицо и пробормотал:
– Так я и думал – Августин, юродивый Августин!
Он выпрямился и вслушивался несколько мгновений. Потом, осмотрев через ограду улицу, быстро пошел опять к дому. Сквозь ночную тишину он уловил смутный шум.
«Так, одна птичка прочирикала, – проговорил он про себя, – скоро прилетит их целая стая…»
В то же мгновение донесся из деревни пронзительный крик, и тотчас же загудел набат. Торопливо и смятенно выбивал тревогу церковный колокол. Блазиусу бросился тогда в глаза предательский свет лампы, он захлопнул плотнее ставни и вошел в дом с твердым намерением защищаться вместе с друзьями до последней капли крови. На улице уже гремели выстрелы, и скоро ворота затрещали под ударами дубинок. Фауш успел запереть их на засов и побежал наверх, чтобы выглянуть на улицу из слухового окошка. Блазиус опять зарядил свой мушкет и стал за решетчатым окном в кухне, выходившим на улицу, как за бойницей.
– Негодяи! – бросил он Вазеру, выходившему из отведенной ему комнатки со своим коротким кинжалом. – Но мы дешево нашей жизни не отдадим…
– Ради бога, пастор, – убеждал его Вазер, – неужели вы, служитель слова Божия, решитесь стрелять в людей?..
– Кто не внемлет слову Божию, должен его восчувствовать!.. – хладнокровно ответил старик.
Но тут Панкратий обеими руками оттащил его от окна.
– Да ты нас погубишь всех своим дурацким ружьем… Сейчас отсюда убирайтесь и бегите в горы…
– Господи помилуй! – раздался голос Фауша. – Их целая рать… они ломятся в ворота… Мы погибли!..
– Сейчас же бегите отсюда! – кричал патер под удары топоров, сыпавшихся на ворота.
– Хорошо, хорошо, ты прав! – сказал Блазиус и обеими руками стал таскать из кухни кучи хвороста и соломы, наваливая их между обеими дверями. – Мы проберемся задним ходом к леднику Бондаско, а оттуда в Бергенн… Фауш, скорее открывай все окна наверху, чтобы больше тяги было… И беги отсюда!
Фауш спустился вниз, нагруженный разными съестными припасами, которые успел собрать где попало, и тут только Вазер вспомнил о Еначе.
– Ну вот, теперь, Панкратий, дороги наши расходятся! – сказал старый пастор и пожал монаху руку через стену из хвороста и соломы.
Наружная дверь уже трещала, и дикий рев заглушал его слова.
– Тебе остается этот выход. Наше же бегство другим выходом прикроет огонь.
И с этими словами он зажег хворост.
– Назад, братья!
Когда огонь взметнулся высоким столбом, Енач появился на пороге с мертвым телом своей жены на руках. В правой руке его блестел длинный меч, в левой он легко держал мертвую Люцию. Казалось, он и не ощущал ее тяжести. Прелестная голова ее тихо покоилась на его плече, как голова спящей женщины. Он не