– Очень может быть; но я спрашиваю себя, какова будет судьба земли, где все честные и храбрые сердца откажутся от защиты, под предлогом, что она неисполнима, и отдадут свое оружие на служение чужой стране, тоже не лучше ее поставленной.
– Как, сэр, – воскликнул Патрик, – вы, английский пленник, можете отзываться так о наших благородных союзниках-французах, так глубоко оскорбленных?
– Я довольно долго жил в Англии, – ответил Джеймс, – и думаю, что самый счастливый край есть тот, где закон настолько силен, что поддерживает и мир и порядок.
– Ваши англичане низкие плуты! – пробормотал Патрик, более из духа противоречия.
– А вы долго прожили в Англии, сэр? – спросила Лилия, чтобы отвлечь разговор и перевести его на более миролюбивую почву.
– Долго, сударыня, – отвечал приезжий, приветливо обращаясь к ней. – Мой плен начался с детского возраста, но он не был тяжел, так как меня не очень строго охраняли.
– Неужели не было никого, чтоб уплатить за вас выкуп? – спросила она с участием, тронутая тихой покорностью, отражавшейся на челе ее собеседника, и неотразимой прелестью его звучного голоса.
– Никого, сударыня; мой дядя был очень счастлив, что был удален наследник, имуществом которого он распоряжался, и я только после его смерти мог добиться позволения приехать сюда, чтоб собрать выкуп.
Лилии хотелось бы знать величину выкупа, но она боялась быть нескромной, так как сумма должна соразмеряться рыцарскому сану; но дядя вдруг спросил, кто был его охранником.
– Граф Сомерсетский, – отрывисто сказал Джеймс.
– Но, дядюшка, король ведь тоже под его присмотром? – с живостью спросила Лилия, и тогда начались расспросы: – Каков вид у короля? Как он переносит свое продолжительное заточение? Какой свободой он пользуется? Есть ли надежда на его возвращение? Как относится он к страданиям своего народа?
Этот вопрос спугнул шутливую улыбку, игравшую на устах Джеймса до того времени; губы его сжались и слеза блеснула на глазах, когда он ответил:
– Переносит это без горя?.. Нет, это невозможно, сударыня! Сердце сгорает в его груди при каждом вопле, доносящемся до него с границы, и он будет в отчаянии, узнав то, что я видел и слышал. Король Генрих старается доказать, что если ему будет возвращена свобода, то он подвергнется ярости д’Олбени; но лучше быть убитым во главе своих, за дело своего народа, чем слышать горькие жалобы, которым не в силах помочь!..
И в то время как он быстро встряхнул головой, чтобы подавить негодование и бешенство, Патрик с живостью схватил его за руку.
– Ваше сердце с нами, сэр! С этого часа я на вас смотрю как на честного человека и собрата по оружию!
– Хорошо, пусть это будет договор, – сказал Джеймс со слабой улыбкой; глаза его снова наполнились слезами, и он добавил: – Когда для Шотландии пробьет час избавления, мы созовем своих братьев!..
– И