– Вас поставили бомбы делать, а вы кренделя выделываете. Значит так, ШабурОв, забирай свою братию, и чтобы духу вашего на заводе не было.
Гена ссутулился и зажал ладони между коленями.
– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – добавил Чугунов.
Наш старший мастер молчал, но был сплошным комком нервов. Казалось, он просто пышет негодованием. И еще – что у него сейчас случится сердечный приступ.
Это замечаю не я один.
– Успокойся, – едва слышно сказал старший мастер механического участка Пушкин Боря, – это решается не здесь.
Начальник цеха смерил его взглядом, но промолчал.
Гена вцепился руками в колени.
– Чего сидишь? – голос Чугунова напрягся. – Встал и нах… отсюда пошел. Я хочу, чтобы поняли все: здесь производственный цех, а не цирк шапито, и заказ у нас оборонный.
И снова Шабурову:
– Ты помнишь, в какой стороне дверь или тебя нах.. в окно выбросить?
Гена встал и поплелся к двери. Я встал и поплелся следом.
Женька Перфильев встал и сказал:
– Я в туалет.
Подался за нами.
В туалет мы вошли втроем.
Гена пристроился к писсуару:
– Доигрались в инженеров, сукины дети!
– Да хрен че он сделает! – беспечен был Женька. – Подумаешь, выгнал из кабинета. Сам там последний день обитает.
– Тебе не мешало отрезать язык.
– А тебе прикусить, – усмехнулся Перфильев. Однако щеки его раскраснелись от злости – у него было такое выражение лица, какое бывает у подростков, которые хотят показать взрослому, в данном случае старшему мастеру, что о нем думают: мол, распоследний ты неудачник и трус, а мне не указ.
Ситуация расставляла всех по своим местам.
В цех на участок мы с Геной вернулись.
Народ притомился – без работы тоскливо, а начальства все нет.
– К какому решению пришли наверху? – Гену спросили.
Прощальная речь стармаса Шабурова была краткой, но выразительной:
– А пошли вы впиз….!
Более он ничего не сказал – собрал из ящика стола личные погремушки и, сильно сутулясь, побрел по проходу на выход. Но, казалось, душа его еще карабкается по крутому и скользкому склону надежды, уповая на то, что к завтрашнему дню, возможно, вся его жизнь переменится к лучшему.
– Мастер, может, ты нам правду расскажешь, что там, в конторе у вас происходит?
Что им сказать?
– Я, парни не в шабашЕ – ни там, ни здесь: я сам по себе.
– А Гена куда? Неужто прогнали? За что?
– За глупость мою.
У меня не было причин испытывать неловкость, тем не менее, лицо мое вспыхнуло.
– А правда заключается в том, что цеху поставили план, который нормальной работой не выполнить. И они растянули рабочее время с восьми до двенадцати часов, прихватив выходные, без компенсации отгулами или зарплатой. Даже отпуска в этом