– Так серьезно?
– Все плохо, все очень серьезно…
– Да что произошло-то?
– Мне звонила милиция, – упавшим голосом подытожила Маринка.
– И что? – Я ждала продолжение, но по лицу Маринки можно было заключить, что все самое страшное уже сказано, а мой дополнительный вопрос лишь проявление не вменяемости. Но я настаивала:
– По поводу чего звонили?
– Ну, – Маринка развела руками, свела брови. Похоже суть разговора зацепилась в ее памяти значительно хуже самого факта звонка. – Ну, как… – мямлила она. – Так, это… а, ну… про выставку… а, ну да! Когда мы пришли, когда ушли…
– И?
– И все, – Маринка пожала плечами. – Какая разница, – она села на стол. – Мне конец. – Посмотрела на меня. – Тебя я не выдам.
– Спасибо.
– Наверное что-то украли. – Продолжала замогильным голосом рассуждать Маринка. – А у меня даже алиби нет. Все, это конец. Уж я-то знаю, у нас это быстро делается, не то что в какой-нибудь задрипанной Америке. У нас сразу – десять лет без права переписки. – Маринка умолкла, погрузившись в глубокий траур.
– Мариш, – произнесла я. – Что ты мелешь. Сейчас не те времена. – Я напрягла логику и все знания в этой области. – Точно, сейчас можно переписываться. Переписку не запрещают.
– Писать можно? – Маринка подняла на меня два океана тоски.
– Какую переписку? – До меня только что дошел смысл нашей беседы. – Какие десять лет!? Что ты несешь?
– Что я несу. – Она надула губы, по-моему, собираясь разреветься. – Ничего я не несу!
– Маринчик, да ты чего, – я подняла со стула свою пересушенную духотой кабинета арматуру, подошла, взяла Маринку за плечо. – Ты с ума сошла. Думать не о чем, вообще.
– Как же не о чем, – под глазами блеснула жемчужинка слезы. – Милиция так просто не звонит.
– С ума сошла, – я не сдержала улыбки. – Пошли курить.
– Курить? – Она шмыгнула носом.
– Пошли, пошли, – я стащила ее со стола. – Я знаю, почему тебе звонили. На выставке был пожар, я там была.
– Пожар?
– Да, выставка горела.
– Горела? – Маринка захлопала ресницами. – Ничего там не горело.
– Горело, горело, я сама видела…
– А почему я не видела? – Маринка принялась напряженно шмыгать носом. – Я еще не совсем идиотка. Ничего там не горело. Там голые тетки и дядьки были, знакомый ваш был одетый…
– Вот именно знакомый и отвез меня потом туда еще раз. И там все горело.
– Горело?
– Горело, – я кивнула. – И все сгорело.
– Все сгорело?
– Все.
– Ах, – Маринка накрыла лицо руками, оставив только две лепешки глаз. – А тетки?
– По-моему там погибла Вера.
– Ай, – Маринка запищала. – Вера! Погибла! Кто это, Вера?
– Фотохудожница, помнишь, мы знакомились…
– Ой, помню, твой друг нас знакомил.
– Вот именно.