– Когда я вижу выходящих на сцену музыкантов, – сказал я, – я часто думаю о Маленьком Барабанщике – о том, как он стоял и, робея, предлагал Царю Царей свой дар. Единственное, что у него было. Мне всегда хотелось знать, как это происходило. Нарушал ли тишину только звук барабана или животные в хлеву переступали с ноги на ногу, шуршали подстилкой, жевали сено?.. Где был в это время Иосиф?.. Спал ли Иисус перед тем, как улыбнуться?.. А улыбка… Что Он почувствовал, когда маленький мальчик стал играть для Него на своем барабане? Иногда… иногда мне хочется, как Маленькому Барабанщику, вывернуть свою душу наизнанку, выжать ее до капли… а потом вдруг почувствовать, что это – чем бы «это» ни было – и есть мой единственный, мой скромный и самый драгоценный дар.
Приподнявшись на подушке, я показал рукой в черноту за окном – туда, где находился летний театр.
– Все эти артисты и музыканты, которые стоят перед публикой… нет, перед всем миром, когда в воздухе еще звучат последние ноты… Мне кажется, именно в эти секунды они осознают, что делают то самое дело, ради которого появились на свет. Это видно по их глазам, по их лицам. Их дар принят, и они знают, чувствуют, что такое настоящая жизнь. Те несколько мгновений, когда поклонники начинают аплодировать, а Царь Вселенной улыбается, – это и есть жизнь. Я… я иногда спрашиваю себя, каково это – сыграть на своем барабане для великого Царя, для Бога? Что чувствовал Маленький Барабанщик? Может быть он, как Паваротти, отложил ноты и, остановившись на середине такта, прислушался к затихающим звукам? Понял ли он, какое волшебство, какое чудо происходит в эти мгновения, или оно так и осталось незамеченным?..
Я думал, Мэгги высмеет меня, может быть, даже скажет, чтобы я перестал нести чушь. Но Мэгги не стала смеяться. Когда я замолчал, она провела ладонью по моим волосам, закинула на меня руку и ногу и прижалась грудью к моей груди.
– А у тебя было когда-нибудь такое чувство? Ну, такое, о котором ты только что говорил?
– Думаю, да.
– Когда?
Прежде чем ответить, я некоторое время смотрел на потолочный вентилятор, загипнотизированный оптическим обманом, когда кажется, будто слишком быстро вращающиеся лопасти начинают крутиться в обратном направлении.
– Когда я преподавал. К сожалению, это случилось всего один или два раза, но это было. И я до сих пор помню, что́ я тогда испытал.
После этого разговора прошло несколько дней, и вот как-то вечером Мэгги уложила в большой бумажный пакет бутерброды, усадила меня в грузовичок, завязала мне глаза и куда-то повезла.
– Куда мы едем? – спросил я.
Мэгги, не отвечая, продолжала сосредоточенно крутить рулевое колесо,