Современники отмечали точный и изящный слог юной Мэри. Видимо, чтобы соответствовать нужному уровню, Анна при написании писем обращалась за помощью к своему брату Эдварду, выпускнику Кембриджа, незадолго до того вернувшемуся из «большого путешествия» на континент. После внезапной смерти Анны переписка между Эдвардом и Мэри продолжилась. Эдвард был восхищен тем, насколько основательно его корреспондентка знала древнеримскую поэзию, особенно Горация.
«Роман в письмах» протекал неровно, заинтересованной стороной выступал скорее молодой человек. Во всяком случае, в «Автобиографии» достаточно категорично утверждалось: «Летиция легко увидела, что она завоевала его сердце».[124] В эти исполненные самоуверенности, небрежно брошенные слова стоит вглядеться внимательнее. Они написаны много времени спустя, когда ситуация заметно изменилась, поблекли и отношения между некогда увлеченно флиртовавшими юношей и девушкой. Мэри хотела подчеркнуть, что к браку она относилась как к неизбежному факту, из которого надо постараться извлечь максимум пользы. Думала ли она так же в 16–17 лет, когда вела переписку с Эдвардом Уортли, об этом можно судить по-разному. Во всяком случае, она старалась произвести на него впечатление эрудированной и здравомыслящей девушки, чутко уловив, какие требования молодой человек предъявляет к своей избраннице. Первое качество ей было присуще, а вот второго – здравомыслия, как показало дальнейшее, ей явно не хватало.
Когда в 1711 году встал вопрос о замужестве, герцог Кингстон сомневался в кандидатуре Эдварда Уортли Монтегю. Ему казалось, что жених предлагал слишком невыгодные для жены и будущих детей условия брачного контракта. Он отдал предпочтение Клотуорти Скеффингтону, главным достоинством которого было его пэрство, хотя и ирландское. Мэри решила проблему с помощью бегства и тайного брака. Этот решительный поступок ясно обозначил характер двадцатилетней девушки, ее желание отстаивать свои личные позиции. Первые два года молодожены прожили в уединении поместья Уортклиф-Лодж, впрочем, уединение распространялось только на молодую супругу. Возможно, тогда она начала понимать, что папа Пьерпонт был не так уж неправ в оценке личностных качеств расчетливого и скуповатого сэра Эдварда.
В 1715 году Эдвард Уортли стал членом парламента от Вестминстера, и чета Монтегю перебралась в Лондон, где привлекательная внешность и острый язычок Мэри сделали ее фигурой довольно заметной в столичном обществе. Однако в том же году Мэри заболела оспой, и хотя осталась жива (в ту пору умирал от этой болезни чуть ли не каждый второй), но нежной кожи и длинных пушистых ресниц она лишилась.
Как раз в это время Эдвард Монтегю