Катался порой на железных качелях —
Для них приспособил находчивый Бомж
Свисший с плиты экскаваторный ковш.
Еще он любил проноситься по свалке
Верхом на свирепой кавказской овчарке —
За ним с оглушительным визгом и лаем
Летела зубастая грозная стая.
Случались и праздники у Бомжонка,
Когда у Бомжихи варилась «сгущенка»,
Праздник такой был чарующе сладким —
Ел он и слушал волшебные сказки,
Тихо дремал на доске у подвала
(Женщина внутрь никого не пускала),
В полночь прощался, с началом восхода
Снова бродил и копался в отходах.
Часто ночами, под шаром луны,
Снились Бомжонку туманные сны….
Мама в венке из ромашек пушистых,
Свесились пряди волос золотистых
Из-под цветков на покатые плечи…
Губы молитву, как песенку, шепчут…
Она обтирает его простыней
И повторяет: «Глебушка мой,
Спи, подрастают быстрее во сне,
Папочка наш возвратится к весне,
Мы его встретим, отпразднуем лихо»
И нежно его обнимает… Бомжиха!
Папа ему не приснился ни разу,
Слышал лишь голос – одну только фразу:
«Скоро вернусь – будет краткой война…»
И где-то вдруг рвется со звоном струна.
Но иногда ему снились кошмары:
Двери железные, жесткие нары,
Люди в погонах и в черных бушлатах,
Врачи с санитарами в белых халатах,
Мрачный детдом, изолятор, больница,
Липкие, злые и страшные лица
Сверстников, взрослых, орущих, немых,
И он не может укрыться от них.
* * *
На свалке от фирмы «Воздушный мотор»
Закапывал ртутные лампы шофер —
Ему шла доплата за эти труды,
И яд их стекал в родники и пруды.
Парень был рослый с приятным лицом,
Слыл он порядочным мужем, отцом,
Скромным казался в словах и в вине,
И от соблазнов стоял в стороне.
И вот как-то утром, у края дороги,
Увидел он мельком Бомжихины ноги,
И вычислил сразу наметанный глаз
Под ветхой одеждою тайный соблазн.
И жажда любви сверхдоступной и скорой
Зажгла, будто молния, похоть шофера.
Он резко ударил по тормозам —
Машина вильнула, прошлась по кустам,
И встала стеною перед Бомжихой.
Шофер из УАЗика выпрыгнул лихо
И тут же вцепился в белесую гриву,
Но женщина вырвалась, вынула бритву,
Взмахнула, чтоб вскрыть нападавшему
глотку,
Однако лишь чиркнула по подбородку —
Сорвался лоскут окровавленной кожи,
Шофер устоял, быстро выхватил ножик,
И мигом, уже не владея собой,
Затеял он страшный, рискованный бой.
Бомжиха скакала, кружилась, визжала
И бритвой себя, как могла, защищала,
Шофер