В. Воскобойников также пишет о том, что «…Ляля51 была очень религиозна и, по-видимому, приобщала мужа к вере; во всяком случае, бывая в Риме, Эмиль Григорьевич не пропускал ни одного воскресенья, чтобы не пойти на площадь Святого Петра и не принять благословения Папы Римского»52. На портале Гилельса есть его фотографии на аудиенции у Папы Римского53.
Для того чтобы все это назвать «романом» Гилельса и советской власти, считать его придворным пианистом, нужно обладать большой и очень недоброжелательной по отношению к Гилельсу фантазией.
У Рихтера было иначе. Вначале, до наступления его громкой славы, он действительно бедствовал: и жить было негде, и арестовать его пытались за немецкую фамилию – у него тоже была неудобная национальность, хотя и другая. Его долго не выпускали на большую сцену – Нейгаузу пришлось буквально «проталкивать» своего ученика. Может быть, еще и этим объясняется панегирический тон Нейгауза по отношению к Рихтеру и несправедливое принижение им Гилельса: молодой Рихтер был обижаем властями, и Нейгауз его защищал, а «обласканность» Гилельса советскими властителями была Нейгаузу неприятна.
Затем, когда Рихтера уже услышали в Москве, пришлось так же преодолевать сопротивление властей, чтобы он начал ездить за рубеж, его долго туда не пускали. Одним из тех, кто ходатайствовал в Минкультуры и других высоких инстанциях с просьбой разрешить зарубежные гастроли Рихтеру, был Гилельс. Так, А.С. Церетели пишет: «Именно Гилельс рекомендовал Рихтера к гастролям в США, именно он способствовал в 50-х годах признанию его имени за рубежом» 54.
А Рихтер, довольно негативно отозвавшийся о человеческих качествах Гилельса в своих поздних интервью Монсенжону, об этом, видимо, как-то забыл… Он написал: «Наши отношения, на первых порах дружеские, были довольно странны. Гилельс был очень большим пианистом, но человеком достаточно сложным. Он обладал ужасным характером, был крайне мнителен и вечно обижался. К тому же он был болезненно ревнив к успехам других, что действовало не него губительно, ибо из-за этого он чувствовал себя несчастным… За исключением этого постоянно мучившего его ревнивого чувства… Эмиль Гилельс, при его исключительной одаренности, имел все, чтобы быть счастливым артистом»