– Я думаю, она устала, – сказал Мэтью, который не проронил еще ни слова с тех пор, как вернулся из конюшни. – Лучше всего, Марилла, уложить ее в постель.
Марилла как раз размышляла о том, где положить Аню спать. Она приготовила кушетку в каморке возле кухни для желанного и долгожданного мальчика. Но хотя там было чисто и опрятно, все-таки для девочки это место казалось неподходящим. О том, чтобы поместить это бездомное со-здание в комнате для гостей, не могло быть и речи, так что оставалась только комната в мезонине, выходившая окнами на восток. Марилла зажгла свечу и велела Ане следовать за собой, что та и сделала, забрав по дороге со стола в передней свою шляпу и саквояж. Передняя была пугающе чистой, а маленькая комнатка в мезонине, куда они вошли через минуту, казалась еще чище.
Марилла поставила свечу на маленький треугольный столик и откинула одеяло на постели.
– Раздевайся и ложись. Сама свечку не гаси, а то еще пожар устроишь. Я приду за ней через пять минут.
Когда Марилла ушла, Аня печально огляделась кругом. Голые выбеленные стены и пол, казалось, сами страдали от своей наготы. В одном углу стояла высокая, старомодная кровать, в другом – упомянутый треугольный столик, а у стены напротив окна – умывальник. От всей комнаты веяло холодом, который пробрал Аню до мозга костей. С рыданием она стянула с себя одежду, надела тесную приютскую ночную рубашку, прыгнула в кровать и спряталась с головой под одеяло. Когда Марилла вернулась за свечой, жалкие предметы одежды, разбросанные по полу, и взбаламученная постель были единственными признаками человеческого присутствия в комнате. Она собрала Анину одежду, аккуратно положила ее на жесткий желтый стул, а затем, подняв свечу, обернулась к кровати и сказала, немного смущенно, но не сердито:
– Доброй ночи.
Из-под одеяла неожиданно появились бледное лицо и большие глаза.
– Как вы можете называть ее доброй, когда знаете, что это будет самая ужасная ночь в моей жизни? – сказала Аня с упреком и снова нырнула под одеяло.
Марилла спустилась в кухню и занялась мытьем посуды. Мэтью курил трубку – явный признак смятения чувств. Он редко курил, так как Марилла решительно выступала против этой скверной привычки. Но иногда его неодолимо тянуло покурить, и тогда Марилла смотрела на это сквозь пальцы, понимая, что и мужчине надо дать выход своим чувствам.
– Веселенькая история! – сказала она гневно. – Родственники Роберта Спенсера что-то напутали, когда передавали нашу просьбу. Придется завтра поехать к миссис Спенсер. Девочку нужно отправить обратно в приют.
– М-м…