Итак, по Еврипиду, народных богов уже нет. Что же взамен? А взамен существует «нечто», какие-то таинственные силы, которые обступили человека и мучают его. Они гнездятся в самых недрах души. Вот она обратная сторона обретённой свободы. Лишённый высшего авторитета, человек теперь обречён остаться один на один со своими демонами.
Театр Еврипида вводит нас в мир разбушевавшихся страстей и патологических надрывов. Стихия темного, подсознательного лишает людей разума. Ослепленная ревностью, Медея своими руками убивает детей; Ипполита губит преступная любовь мачехи. Человек не может справиться с демонами и мрачными тенями, угнездившимися в его собственном сердце. Вот где его Судьба! Вот та сила, от которой не убежать. Бешенство Электры, мстившей своей матери Клитемнестре, исступление Агавы, в припадке помрачения растерзавшей сына, – все это примеры роковой предопределенности людей ко злу.
Еврипид был свидетелем долгой и кровопролитной войны между Афинами и Спартой. Её ещё принято называть Пелопоннесской. Длилась бойня долгих 27 лет (431–404 гг. до н. э). Остаётся только догадываться, из какого жизненного опыта великий драматург брал свой непроглядный пессимизм во взглядах на человека. В самом начале долгой и кровопролитной войны Афины поразил великий мор, который принято называть чумой, хотя точно ещё неизвестно, была ли это чума или какое другое заболевание. Фукидид в своей «Истории» в таких красках описывает последствия мора: «Умирающие лежали друг на друге, где их заставала гибель, или валялись на улицах и у колодцев, полумертвые от жажды. Сами святилища вместе с храмовыми участками, где беженцы искали приют, были полны трупов, так как люди умирали и там. Ведь сломленные несчастьем люди, не зная, что им делать, теряли уважение к божеским и человеческим законам. Все прежние погребальные обычаи теперь совершенно не соблюдались: каждый хоронил своего покойника как мог. Иные при этом даже доходили до бесстыдства, за неимением средств (так как им уже раньше приходилось хоронить многих родственников). Иные складывали своих покойников на чужие костры и поджигали их, прежде чем люди, поставившие костры, успевали подойти; другие же наваливали принесенные с собой тела поверх уже горевших костров, а сами уходили…. на глазах внезапно менялась судьба людей: можно было видеть, как умирали богатые и как люди, прежде ничего не имевшие, сразу же завладевали всем их добром. Поэтому все ринулись к чувственным наслаждениям, полагая, что и жизнь и богатство одинаково преходящи. Жертвовать собою ради прекрасной цели никто уже не желал, так как не знал, не умрет ли, прежде чем успеет достичь ее… Ни страх перед богами, ни закон человеческий не могли больше