Теперь я имел полное право действовать по плану, обсужденному с Ельциным и Шушкевичем еще, кажется, в ноябре. Борис Николаевич долго надеялся на подписание нового союзного соглашения на конфедеративных принципах, но очень хорошо понимал, что без Украины никакого договора не будет. Поэтому позиция нашей республики (отказавшейся обсуждать какие-либо вопросы, связанные с будущим Союзом, до проведения декабрьского референдума) его откровенно беспокоила. Он не скрывал свою озабоченность и неоднократно подчеркивал: решение России о вхождении в Союз во многом будет зависеть от решения Украины.
По его словам, Горбачев выразил готовность учесть замечания нашей республики к тексту договора, но сначала под этим текстом должна появиться моя подпись. Такой вариант казался мне обыкновенной ловушкой. И к тому же я не верил, что Горбачев (после августовских событий практически потерявший реальное политическое влияние) способен выступить в роли интегратора. Тем более что процессы распада внутри практически несуществующего СССР приобретали неконтролируемый характер. И мне, и Ельцину было хорошо известно о переговорах по поводу возможности создания, так называемого тюркского союза. Руководители среднеазиатских республик (не афишируя этого факта) уже вели соответствующие консультации.
В то же время и я, и Ельцин хорошо понимали: Горбачев был прав, утверждая, что полная дезинтеграция Союза может уничтожить национальные экономики. Народное хозяйство СССР существовало по пресловутому принципу рационального расположения продуктивных сил. Ни одна республика не имела замкнутого производственного цикла в какой-либо сфере. Предприятия на территориях новых суверенных стран были объединены друг с другом многочисленными и сложными связями, формировавшимися десятилетиями. Мы понимали: идею об экономическом сотрудничестве следует поддержать. Поэтому, решительно отказываясь от парафирования нового Союзного договора, Украина все же присоединилась к соглашению об экономическом содружестве: по моему поручению глава украинского правительства Витольд Фокин подписал соответствующий документ. После продолжительных переговоров мы с Ельциным и Шушкевичем пришли к выводу, что СССР обречен и его необходимо заменить временной надгосударственной структурой. Подобная уния, по нашему мнению, позволила бы бывшим советским республикам не так мучительно пережить процесс формирования собственных властных институтов и создания самостоятельных национальных экономик. Участие центра в этом процессе нам казалось неуместным – Горбачев уже (с учетом последних политических событий) не представлял никого, кроме самого себя.
Меня нередко спрашивают, почему Ельцин (человек, известный своими проимперскими взглядами) все же сыграл столь значительную роль в развале советской империи. Я не вижу здесь