В шапито Оля не хотела.
Машина времени, сказал Синекольский, это просто дополнительный миллион возможностей просрать свою судьбу.
Задумавшись о судьбе, Оля завернула за угол продуктового и врезалась в старуху Шаргунову. Та выронила пакет с конфетами, клетчатые батончики «Школьницы» разлетелись по тротуару.
– Гхэ-э-э-э, – сказала старуха и глянула на окаменевшую Белкину мертвыми глазами.
Оля боялась в Русме только двух человек. Шаргунова была одним из них. Ее тощее как палка тело венчала крошечная голова – круглая и ровная, словно декоративные тыквы, которые мать выращивала по осени на продажу. В этой несоразмерности крылось что-то невыносимо жуткое.
В русминской библиотеке Оля однажды наткнулась на статью о высушенных человеческих головах – тсантса. Журнал она незаметно утащила со стола библиотекарши Марии Семеновны, заинтригованная иллюстрацией.
Забывая от ужаса дышать и не в силах захлопнуть журнал, девочка читала, как кожу стягивают с черепа, как наполняют горячим песком, как индейцы выскребают внутреннюю поверхность тсантса ножом, и руками возвращают искаженные посмертные черты к прежним, живым.
Она вышла из библиотеки с таким чувством, будто это ее собственный череп набили раскаленным песком. И первым, кто попался ей навстречу, оказалась Шаргунова.
Старуха пересекала дорогу – долговязая, тощая, с микроскопической головкой, из которой торчали длинные черные волосы, и не сводила с Ольги равнодушного взгляда.
Девочка закричала и шарахнулась в сторону.
– Тихо, тихо, ты чего!
Ее схватили большие крепкие руки. Встряхнули, прислонили к стене. Подняв глаза, Оля узнала человека, которого пару раз приводил домой отец.
Тот смотрел на нее улыбаясь.
– Зойку испугалась? Да не боись. Она полуслепая. Вишь, у нее бельма на зенках?
Шаргунова прошаркала мимо. Оля не посмела взглянуть на ее лицо.
– Бате твоему скажу, пусть приведет тебя к ним познакомиться.
– Не надо… бате… – выдавила Оля.
Она вспомнила, что спасителя зовут Виктор. Виктор Левченко.
– Не говорите папе, дядя Витя. Пожалуйста.
– Ну, дело твое, – хохотнул Левченко. – А то познакомилась бы с Шаргуновыми. У них три бабы, одна другой страшнее. Как в цирк к ним хожу, ей-богу! Ладно, беги. Вечерком заглядывай, Марина блинов обещала напечь.
Оля облегченно кивнула и быстро пошла прочь.
И вот теперь конфеты.
Любому другому человеку она помогла бы собрать их не задумываясь. Но мысль о том, что придется дотронуться до желтых восковых пальцев, парализовала ее волю. Что, если они холодные? Старуха стояла, беззвучно шевеля губами, словно стягивая силы для проклятия.
– Это, мил-моя, не дело! – вдруг хрипло объявила она. Присела на корточки и принялась шарить вокруг. Вид у нее был одновременно устрашающий и жалкий.
Оля оглянулась. Никого. Свидетелей ее постыдной трусости не нашлось.