– Я не понял, – возмутился Иван, – как усыновили? Мы хотели забрать грудничка, уже все купили для нее, комнату обустроили, вы шутите?
– Нет, я никогда не шучу! – уже совершенно серьезно ответила Людмила Сергеевна. – Усыновили и все тут. Это конкуренция. А как вы хотели? Пришли усыновители, у них все документы на руках, курсы, заключение психолога. Я не могу им помешать! Они опередили вас. Здесь так, кто успел тот и съел!
– Это вы о ребенке, как о пирожке с мясом? – рассердился Иван. – Посмотрите на мою жену, она почти плачет, зачем вы нас дурачили?!
– Успокойтесь, – смягчилась Людмила Сергеевна, – значит, это не ваш ребенок, а своего вы обязательно отыщите, молитесь и продолжайте начатое дело, все получится! Пройдете курсы, и тогда вы будете первоочередниками. Все, не смею вас задерживать! И выше нос, госпожа Светлосанова! Рано плачете, вот потом…
– Что потом? – не поняла Арника, вытирая платочком слезы.
– Потом плакать будете… От счастья, конечно, – ответила Людмила Сергеевна и проводила супругов к двери.
Мир Арники в одну секунду потерял все краски. Черная земля с грязными лоскутками снега качалась под ногами. По скользкой дороге неслись машины, похожие на безликие штрихи простого карандаша. Люди проходили с размытыми лицами мимо. Принарядившиеся к празднику витрины пульсировали серыми лампочками, а в голове дергал натянутый сосуд невыносимой боли. Арника шла рядом с Иваном, он обнял ее за плечи и молчал. Арника взглянула на него, почудилось, что Иван плакал, а может, это мокрый снег таял на его лице. Они шли вдвоем по проспекту, погруженные в немой траур, среди счастливых прохожих, любующихся новогодним убранством вечернего города. Присутствовало горькое ощущение потери, словно тот, кто целых два месяца светлым сгустком счастья жил в их доме, умер, они его только что похоронили и возвращались в дом без него, и от того войти в тихие комнаты еще страшнее. Все в доме еще дышит потерянным счастьем, еще не знает, что оно никогда не вернется. Ползунки, игрушки, кроватка… Арника не выдержала и громко зарыдала на всю улицу. Прохожие оборачивались, но Арника ничего не замечала.
– А-а-а, я во всем виновата, – причитала Арника, – пошла смеси покупать, нельзя, плохая примета! Сама себя наказа!
Она оплакивала свою девочку с ушками, которой в их доме, в комнате с бабочками, рядом с южанкой-пальмой никогда не будет. Иван крепко прижал жену к себе:
– Погоди, белочка, остановись!
Арника застыла, уткнулась лицом в тепло куртки мужа и затихла.
– Бельчонок, я все понимаю, это больно, но поверь, может, оно и к лучшему, значит, это действительно не наша девочка, а свою мы обязательно отыщем! Я обещаю тебе.
– Обещаешь? – доверчиво подняла на мужа красные от слез глаза Арника. – Честно?
– Честно, – через силу улыбнулся Иван.
И они пошли на остановку, чтобы вернуться в дом, еще пахнущий ожиданием Даниэллочки, но уже потерявший ее. Единственным, кто ждал