Теперь, когда творения Ивана Ильина вернулись на родину, о его трагических прозрениях пишут статьи, иногда вспоминают на телевидении. Вышло в свет десятитомное собрание его сочинений. Тогда, в Париже, я зачитывался великим и дотоле неизвестным мне русским философом.
Боясь, что не смогу провезти эту книгу через границу, я по ночам в своем номере дешевой гостиницы на рю Бассано, от которой, впрочем, было недалеко до знаменитых Елисейских Полей и Триумфальной арки, конспектировал то, что меня особенно поразило в этом подлинно православном философском трактате, вызывающем в памяти активную позицию Христа Спасителя, говорившего: «Не мир, но меч принес я вам…»
Приведу одну лишь, но, как мне кажется, самую глубокую и важную мысль И. Ильина:
«Напрасно было бы ссылаться здесь, в виде возражения на заповеди Христа, учившего любить врагов и прощать обиды. Такая ссылка свидетельствовала бы только о недостаточной вдумчивости ссылающегося.
Призывая любить врагов, Христос имел в виду личных врагов самого человека, его собственных ненавистников и гонителей, которым обиженный, естественно, может простить и не простить. Христос никогда не призывал любить врагов Божьих, благословлять тех, кто ненавидит и попирает все Божественное, содействовать кощунствующим совратителям, любовно сочувствовать одержимым растлителям душ, умиляться на них и всячески заботиться о том, чтобы кто-нибудь, воспротивившись, не помешал их злодейству. Напротив, для таких людей, и даже для несравненно менее виновных, Он имел и огненное слово обличения… и угрозу суровым возмездием… и изгоняющий бич… и грядущие вечные муки».
Но вернемся к нашей беседе с Николаем Николаевичем. Глядя на его нервное, исполненное напора мысли волевое лицо, я будто перенесся в довоенное Царское Село и в послевоенную маленькую кухоньку на Большой Охте, где в последний раз видел дядю Борю.
– Расскажи мне, Ник-Ник, все, что ты знаешь о моем дяде, – попросил я.
Он отодвинул от себя чашку кофе и, оглядев меня присущим только ему пристальным взглядом, вдруг улыбнувшись (причем глаза его не меняли напряженного выражения), положил свою руку на мою и произнес:
– Ну что ж, изволь! Я сугубо доверительно расскажу тебе, что знаю о Борисе Федоровиче Глазунове.
Весной 1942 года Борис Федорович состоял в качестве переводчика и делопроизводителя в одном из подразделений гатчинской комендатуры под непосредственным начальством латыша-офицера из Риги Павла Петровича Делле (насколько мне известно, до недавнего времени он был жив и обитал в США). Делле, весьма прорусски настроенный антикоммунист, православный, был женат на русской эмигрантке. Тогда же в команду Павла Делле прибыл из Риги Сергей Смирнов, сын известного водочного фабриканта, бывший осенью 1941 года русским бургомистром города Калинина (ныне снова Тверь). Он рассказал, что, будучи проездом в Смоленске, близко сошелся с представителями НТС Околовичем и Ганзюком. Смирнов привез также литературу, распространявшуюся НТС, в том числе