– Премиленькое?
– Пре… ладно, проехали.
Никто больше не способен нормально говорить по-английски.
– Значит, о конфирмации Дэвида вы вспомнили, а о моей нет.
Господи, ну что за плаксивая зануда.
– Я же тебе говорю, – терпеливо принялся объяснять я, – твоя мамаша не желает иметь со мной ничего общего. Я виделся с ней в Суэффорде года три-четыре назад и сразу понял, что она меня так и не простила. Не то что твой дядя Майкл, вот он большой души человек.
– И с немалым банковским счетом.
На это не стоило и отвечать. Да, правильно, я высоко ценю дружбу Майкла, а его сестру Ребекку не ставлю ни в грош, но мне хочется верить, что дело тут не только в деньгах. Хотя с другой стороны, мне хочется верить также, что мир почитает поэтов, что в один прекрасный день все войны закончатся, а каждого, кто лезет на экран телевизора, укокошит фатальный вирус. Между тем, во что мне хочется верить, и суровой истинной правдой жизни пролегает адская бездна.
– Я не хотела бы, чтобы вы воспринимали это как заказную работу. Я не так уж и богата…
Нет, ну конечно, куда там! Ты же просадила все деньги, покупая флакончики «Лаликю»,[21] перуанские родильные свивальники и намибийские лобковые украшения, корова ты бессмысленная.
– …но я могла бы предложить вам сто тысяч сейчас, а остальное… либо потом, либо по завещанию.
– Сто тысяч? – Я вдруг приметил собственное отражение в изысканно, исписканно тусклом зеркале над камином. Совершенная барабулька – пасть раззявлена, глаза выпучены, рожа багровая и очень, ну очень жадная.
– Всего четверть миллиона.
– Четверть миллиона?
– Да.
– Это не в лирах, надеюсь? Ну, то есть ты о фунтах стерлингов говоришь?
Она с серьезным видом кивнула.
– Джейн… Я не… Четверть миллиона – это огромные деньги, и для меня, не стану отрицать, они выглядят чудовищно привлекательными. Но я не знаю, что во мне есть такого, чтобы я мог, говоря откровенно, сделать для кого-нибудь что-либо, стоящее хотя бы десятой части этакой суммы.
– Вам придется проделать большую работу, – сказала Джейн.
По тому, как Джейн поджимала губы, я видел – говори с ней, не говори, она не передумает. Джейн приняла решение – это было написано на ее лице.
– И проделать ее быстро. Что бы вы ни обнаружили, я должна узнать об этом еще до того, как умру. Если, конечно, это случится.
– Э-э… если случится что?
– Если я умру.
– Если ты умрешь?
– Если умру.
Теперь мы с ней разговаривали, как парочка упившихся нигерийцев.
– Но ты же сказала…
– Нет, это сказали врачи, они сказали, что мне предстоит умереть. Я им не верю. В том-то и дело.
Так, все ясно. Если она все-таки выдаст мне чек, он, скорее всего, будет подписан именем «Джессика Раббит»[22] или «Л. Рон Хаббард».