Записки на белых носках
или (…) афоризмов и сентенций от некоего Виталия Александрова
Автор нижеследующего с детских лет лелеял мечту стать писателем. Разумеется, понимая это слово в общепринятом смысле, то бишь создателем художественных образов в каком-либо из известных литературно-драматических жанров. Впоследствии, немного (а может, много) поразмыслив, он пришел к выводу, что сия затея ему не по плечу. Прежде чем изображать с помощью пера и бумаги натуру человеческую, необходимо как минимум познать означенную натуру. Что оказалось делом весьма и весьма непростым. И до сих пор вышеуказанный автор с таковой задачей не справился. Более того, есть опасения, что не справится до конца своей земной жизни.
Слегка завидуя смелости себе подобных, более или менее тщетно пытающихся (пытавшихся) изобразить недопознанное, а то и непознанное, оный автор все же преисполнен убеждением насчет нецелесообразности собственных занятий этим. Односторонность, плоскость и просто недостаточность понимания простым смертным ближнего своего (да и самого себя!) непременно предопределяют некоторую ошибочность, какие-то искажения в изображении человеческой сущности на бумаге. Еще куда ни шло – изображать внешний облик ближнего своего художнику, скульптору. Ежели, конечно, в лучшую сторону. И что особенно важно, не для поклонения своему творению.
Оказавшись в плену таких вот невеселых мыслей, автор пришел к единственно приемлемому для себя решению. А именно: изображать в своих произведениях себя и только себя. Из скромности.
Утомлять читателей описанием своих внешности, характера, манер-привычек и прочих достоинств-недостатков – занятие малопочтенное. Ибо это уже, в самом деле, не скромно. К тому же, как известно, о человеке судят в основном по деяниям его. А деяниями пишущего являются его мысли.
Учитывая важность данного постулата, автор с некоторых пор взял себе в привычку заносить на бумагу те или иные интересные, на его взгляд, мысли, каковые порой приходят ему в голову в свободное от строительства чего-нибудь там время. Чаще всего в переполненном общественном транспорте. Ибо не новость, что страдания телесные мобилизуют ум и разум. Мысли эти обычно касаются той или иной отдельно взятой стороны человеческого бытия и человеческого сознания. Поведения, взаимоотношений с себе подобными, а также общественного устройства в целом. Определенная часть этих мыслей и составила предлагаемую главу предлагаемой книги. И не только данную главу.
И хотя они, мысли эти, изложены в главе под номером один в виде не только афоризмов, но и сентенций, о чем можно судить хотя бы по подзаголовку, их вовсе не следует воспринимать в качестве нравоучений, а следует воспринимать как предложение читателю сравнить прочтенную мысль со своей собственной по тому же поводу.
Потому как в сопоставлении точек зрения в толерантном режиме, а не в споре, рождается Истина. Точнее, не рождается, а вырисовывается. Ибо рождена она без нашего участия.
И еще один очень важный момент. Автор не привык клясться-божиться, а потому просто сообщаю дорогому моему сердцу читателю: ни одна фраза из предлагаемых ему автором не украдена. Да и какой смысл красть, ежели у самого «выше крыши»…
Другое дело, что вполне вероятны какие-то совпадения с когда-то где-то кем-то зачем-то изреченным. В одной, самой умной на свете, Книге написано примерно следующее: ничто не ново под солнцем и луной; все когда-то где-то кем-то зачем-то уже было сказано. По сути, разумеется. По форме и по актуальности может быть какая-то новизна. (В извечный спор между формистами и сутистами лишний раз встревать не хотелось бы!) Но чем короче афоризм (сентенция), тем больше вероятность совпадения и по форме. Несколько таких невольных совпадений я сам уже выловил и тут же, без всяких сожалений, выбросил за борт.
К каждому своему афоризму, каждой своей сентенции можно всякий раз приписывать: «Мысль не новая. Как и все остальные на свете сегодня. Формулировка моя».
И хотя возраст иных изречений вашего покорного слуги достигает двух, трех десятков и даже более лет, и все это время он, ваш покорный слуга, не шибко уж прикусывал свой язык, тем не менее, формально возраст придуманного определяется не тем временем, когда оно придумано, а тем, когда обнародовано.
(Но ведь это же легко проверяется!
У меня-то каждый день появляется…)
Жан де Лабрюйер оформил эту мысль следующим образом: «Все давно сказано, и мы опоздали родиться, ибо уже более семи тысяч лет на земле живут и мыслят люди». (А говорить-то хочется! В том числе, хотелось и самому Лабрюйеру.)
Так что, на содержательную оригинальность, а тем более на истину, никто из нас, смертных, претендовать не вправе. Разве что, на юмор, остроту языка, меткость глаза в большей или меньшей степени и более или менее разумном, добром, вечном варианте, на угол зрения, ясность мышления, раскрепощенность духа и тому подобные, увы, далеко не всегда и не везде актуальные, вещи.
Посему, в случае обнаружения не выловленных такого рода невольных совпадений, автор